"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Перетаскиваю отдельно видос из своей "Нулевой вероятности" по Стартреку, ибо не могу не)) Просто невероятно красивый видео-ряд и не менее красивая музыка)) Пусть будет))
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
А еще я в одно время упоролась по перезагрузке "Стартрека" Х)) Так, что писала - оторваться не могла)) В итоге, родились три текста, где я замахнулась и на соулмейтство, и на кроссовер, и на петли времени - ну а почему бы и нет, собственно?)) Пока готов только один, а над остальными упорно работаю.
Название: "Нулевая вероятность" Направленность: Слэш Автор: Yuzik Фэндом: Звездный путь: Перезагрузка (Стартрек) Пейринг или персонажи: Спок/Джеймс Tиберий Кирк, Леонард «Боунс» МакКой/Чехов Павел Андреевич, Монтгомери «Скотти» Скотт/Нийота Ухура, Кристофер Пайк, Хикару Сулу, ОМП Рейтинг: NC-17 Размер: Макси Статус: закончен Метки, жанры и предупреждения: Космоопера, Селфхарм, Жаргон, ООС, Ангст, Драма, Психология, Hurt/Comfort, AU, Соулмейты, UST Описание: "История началась с того, что Джим познакомился с Боунсом. Нет, конечно, сначала были и отец, и Тарсус, и Фрэнк, но жизнь Джима вильнула и окончательно покатилась в тартарары именно после знакомства с угрюмым доктором. С него все началось и им же, по идее, должно закончиться. По крайней мере, Кирк так надеется". Примечания автора: Слэнг! Жесткий!Кирк, а следовательно, ООСище. События первых двух фильмов учитываются только частично, но и те – безбожно перевираются. Вся вселенная попрана еще и в разрезе жанра соулмейтов. Трэш, ад и угар. Настроенческий психодел: www.youtube.com/watch?time_continue=9&v=c13wi0E...
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Эх, со своим писательством я уже забыла, что такое "просто и быстро накалякать на коленке") Может, это и не плохо, но прогрессирующее графоманство понемногу пугает)) Радует то, что все пишется по плану и в порядке очередности - радует внутреннего перфекциониста)) Год ушел на текст по Гаррику, и еще четыре месяца на вычитку, но я рад - я крут, я смог)) И не могу не поделиться)) Так как текст большой, здесь будет только шапка, остальное - в архиве и на фикбуке. Если это, конечно же, все еще кому-то интересно)) Итак:
Название: "Танцы над пропастью" Направленность: Слэш Автор: Yuzik Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер» Пейринг или персонажи: Люциус Малфой/Сириус Блэк III, Северус Снейп/Ремус Люпин, Драко Малфой/Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Блейз Забини, Миллисента Булстроуд, ОМП, ОЖП Рейтинг: NC-17 Размер: Макси, 407 страниц Статус: закончен Метки, жанры, предупреждения: ООС, Изнасилование, Мужская беременность, Романтика, Драма, Hurt/Comfort, AU, Любовь/Ненависть Описание: "– Сегодня в полдень к нам приходил Люциус Малфой с предложением руки и сердца. Люпин давится чаем, и Гарри торопливо стучит ему по спине, почти не прикладывая силы. – Надеюсь… не тебе? – кое-как отдышавшись, спрашивает Ремус, но от такого заявления не так-то легко прийти в себя."
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Я продолжаю сидеть в тайско-китайской голубой яме)) И мне там тепло и комфортно!)) А точнее, я продолжаю смотреть сериальчики и не могу не поделиться впечатлениями о находках))
Темно-синий лунный свет/Dark Blue & The Moonlight Тайвань, 2017 г. 12 серий по ~20 мин. +4 спецвыпуска
Весьма тривиальная и не тривиальная история, на первый взгляд, о том, как две пары, запутались в собственных чувствах.
Да, все так и есть: краткое описание очень емкое, но, пожалуй, тут не сказать больше, чтобы не раскрывать интриги сюжета. Да, он покажется тривиальным, наполненным множеством клише и "устоявшихся парадигм", но от этого ни сколько не потеряет. Именно благодаря этому он становится нетривиальным - оскомина на наших зубах быстро осыпется, потому что сценаристы весьма ловко превращают ее в оригинальность. Отрицательные персонажи могут поменять свой знак, а положительные не так прекрасны, какими казались поначалу. Эта история очень многогранна, она оставляет после себя ощущение как незавершенности, так и пресыщения. Ее определенно стоит посмотреть, чтобы задуматься о том, каким нелегким может быть выбор и каким многосторонним может быть ваше собственное сердце.
Виды любви: Серая радуга/Views of Love the series: Grey Rainbow Таиланд, 2016 г. 4 серии по ~80 мин.
Еще одна "классика жанра": история про студентов, которые испытывают друг к другу сложные, подчас противоречивые, но очень сильные чувства.
Я безмерно благодарна своей бете за эту находку! Очень сложно сразу выразить все чувства, что испытываешь от этой картины - диапазон меняется от шока и исступления до щемящей до боли нежности. В этом фильме очень много простой, но очень глубокой философии о природе любви - в каждом кадре, в каждой реплике, в каждом движении и поступке героев. Во время просмотра я на секунду примерила происходящее на "натуральную", обычную пару м+ж, и поняла, что именно "однополость" придает всему этому смысл. Да, может быть, любовь для всех одинакова, вот только испытания, что она встречает, у всех разные. А испытаний в этой картине будет очень много. Вместе с ними герои проносят через весь фильм одну простую истину - верность собственному сердцу, и на это однозначно стоит смотреть. Вдумчиво, не торопясь и затаив дыхание, потому что концовка просто взорвет ваше восприятие этой ленты.
Пловцы/Water Boyy The Series Таиланд, 2017 г. 14 серий по ~ 46 мин.
И опять студенты)) Клуб плавания при колледже собираются расформировывать, и его участникам придется приложить массу усилий, чтобы сохранить свою возможность заниматься любимым делом. А заодно и разобраться в перипетиях собственных судеб: кто с кем и из-за чего поссорился, кто на самом деле является их недоброжелателем и что они на самом деле друг к другу испытывают.
В этом сериале показано очень много видов взаимоотношений: в дружбе, в любви, в привязанностях, в семье. Очень много разносторонних чувств на фоне не самого сложного сюжета. Этому способствует смешанная направленность - в сериале показаны не только геи, но и лесби и натуралы. И окунуться во всю эту мешанину, в калейдоскоп эмоций персонажей оказывается очень захватывающим! На фоне некоей "слащавости" "Сотуса" и "2 Лун" "Пловцы" смотрятся гораздо приземленнее, жизненнее, но их определенно стоит смотреть не только потому, что устали от тонны романтики, в "Пловцах" романтики по колено, а ради незабываемой атмосферы этого лакорна, ради истории, которая не оставит равнодушным.
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Да, пока "Остапа несет", расскажу еще об одной полюбившейся троице сериалов!))
"Две Луны/2 Moons The series" Таиланд, 2017 г., 12 серий по ~45 мин.
Очередная школьно-студенческая история о том, как главный герой снова встречает объект своей тайной, нереализованной, неозвученной страсти.
И снова: добро пожаловать в мир "Сотуса". Во всех смыслах. Об этом не говорится напрямую, но кажется, что действие происходит в одном и том же университете. В новелле дважды упомянули Конгфоба, гг из "Сотуса", так что можно делать выводы. Но не только локация одинакова - атмосфера романтики, любви и нежности идентична. Если "Сотус" понравится, то можно смело смотреть и "Две Луны". Здесь тоже несколько пар, которые встречаются, влюбляются и вступают в отношения. И в этом сезоне показали не всех - по новелле нас ждет еще одна история любви и продолжение рассказа о предыдущих. Мне, конечно же, было ждать невмоготу, так что я себе уже все проспойлерила новеллой)) Теперь ожидание второго сезона будет не таким мучительным))
"Его история/HIStory" Тайвань, 2017 г., 12 серий по ~18 мин.
Это сборник из трех историй, каждая по четыре серии. Опять достаточно "рваное" повествование, но абсолютно смотрибельное. 1. "Мой герой/My hero" Молодая девушка неожиданно умирает. Не в силах расстаться со своим возлюбленным, она находит способ вернуться к нему - вселившись в тело парня. И чтобы остаться в живых всего-то и надо, что заставить любимого влюбиться в нее даже в теле парня.
Да, меня описание тоже смутило(( Я долго ходила вокруг сериала и только с третьей попытки осилила эту часть. Дело в героине. Не как в девушке, а в ее характере. Я стала замечать, что азиатским девушкам в этом жанре очень часто рисуют очень наглый, эгоистичный и хамоватый типаж. Не без исключений, конечно, но это зачастую отталкивает. Посмотреть эту часть можно только одним глазом, второй закрывая на ее глупые "фейспалмы". Порадует только концовка))
2. "Держись от меня подальше/Stay away from me" История о сводных братьях. Спокойном, уравновешенном "ботанике" и красавчике-актере с огромным самомнением, но чуткой и ранимой душой.
Однозначно, да! Герои притираются друг к другу, привыкают, учатся жить на одной площади и видеть истинные мотивы под чужими поступками. Отдельно здесь погладили нашу "слэшерскую" братию)) В виде подруги главного героя - ярой яойщицы, которая все-таки сведет своей одержимостью наших мальчиков с ума))
3. "Одержимый/Obsessed" Еще одна вариация на тему смерти и перерождения. Главного героя на 9-ую годовщину бросает любимый человек. Шок, истерика и слезы заканчиваются, естественно, под колесами автомобиля, вот только это - не конец. Это начало. Герою предоставляют шанс переродиться, вернуться во времени к самому началу их отношений и понять, что пошло неправильно.
Очень интересная часть. Неожиданные повороты и новые "перерождения" личности. А еще любовь на грани с одержимостью.
"Его история 2/HIStory 2" Тайвань, 2018 г., 16 серий по ~20 мин.
Еще один сборник: две истории по 8 серий в каждой. 1. "Правильно или неправильно/Right or wrong" Молодой профессор университета нанимает няню присматривать за своей семилетней дочерью. А "няня" оказывается с характером - смело прочтет нотацию о том, как правильно воспитывать детей да еще и врежет по лицу для доходчивости)) Нет, на самом деле здесь все тоже мило и нежно)) "Нянь" очень добрый, ответственный и хозяйственный паренек, хотя и переживший душевные травмы. И кажется, со своим работодателем он уже встречался... Действительно очень чувственная и жизненная история. Очень светлая и тоже романтичная.
2. "Пересечение границы/Boundary crossing" Отчисленный из прошлой школы за драку, хулиган переводится в другую. Но и здесь, вместе с последовавшими за ним друзьями, так и норовит снова испортить себе жизнь. И если бы не спортсмены из местного клуба, у них бы получилось. Вот только новые знакомые не только "наставят на путь истинный", но и украдут сердце хулигана.
Фанатам споконов посвящается)) Особенно, любителям "Haikyuu"!)) Это волейбольный клуб!! И, если я не ошиблась, в сериале именно тот "HQ" упоминается)) Да, даже если и так, эту историю однозначно стоит посмотреть. Здесь все противостояние очень быстро будет подавлено харизмой, темпераментом и личностями главных героев. Через боль, недопонимание, спасение и младшую сестру герои придут к взаимовыручке, дружбе и любви.
И опять: оба сборника я смотрела с сабами FSG Libertas. А еще в этих сериалах очень приятный и красивый музыкальный ряд. Даже на мой притязательный вкус, эта попса мне понравилась))
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Внезапно, да)) Хотя я уже давно собиралась написать про свои находки в гей-тематике, ибо не могу не)) На этот раз тайцы-китайцы))
"Героин/Ты пристрастился?/Heroin/Are you addicted?/Shangyin" Китай, 2016 г., 15 серий по ~25 мин.
Школьная история, как столкнулись богатый и бедный ученик. Кажется, классика жанра, но здесь она не стереотипная. Даже если между главными героями все равно не может не вспыхнуть страсть. Та, которая действительно очень похожа на наркотик, подсев на который, невозможно оторваться.
Для начала для меня было в новинку смотреть именно такой формат - все-таки сериальная гей-тема постороена немного по-другому: ограниченный тайм, в который пытаются впихнуть достаточно много сюжета, поэтому иногда не успеваешь "перестраиваться" следом за происходящим на экране. Но! Это отнюдь не портит впечатления от просмотренного, т.к. визуал изобилует "кавайными няшками" *____* Я не преувеличиваю)) все, что уже успела посмотреть, достойно потраченного времени. А еще такой формат по большей части почти всегда намекает на то, что снято все либо по новеллам, либо по манге - и вот куда стоит заглянуть, чтобы "добрать" впечатлений. "Героин" не исключение. Я пока только начала читать первый том, и он идет по первому сезону почти без отклонений, что радует и, конечно же, интригует дальнейшим развитием сюжета. Да, по "Героину" пока снят только один сезон, концовка которого очень обрывочна, с намеком на продолжение съемок. Так что нам остается только ждать или читать новеллу, чтобы узнать, что будет дальше. От "Героина" я была в полном восторге. То ли на кинках сыграли, то ли своей необычность зацепили, но я не могла оторваться, пока все не посмотрела. Так что, если тематика близка, то смотреть однозначно стоит - это история об очень непростых отношениях, о непростой жизни и характерах.
"Контратака/Counter Attack" Китай, 2015 г., 8 серий по ~23 мин.
Эта история цепляет сразу с описания: молодой человек, чтобы вернуть бросившую его девушку, решает соблазнить ее нового парня. И, конечно же, у него это получится! Нужно только приложить немного сил...
И вот та "обрывочность": сериал - новелла. Эти 8 серий - лишь треть новеллы, и они показывают лишь основные части сюжета, но далеко не все чувства. Даже не всех персонажей(( Поначалу сериал покажется юморным - главгерой глуповат, не блещет ни интересным характером, ни умом, ни даже отчасти привлекательностью (это в копилку режиссеров, любящих гримасы и идиотскую мимику). Дальше все становится более серьезным - собственное сердце оказывается не просто обмануть. А на самом же деле: без прочтения новеллы, сериал этот ни понять, ни полюбить(( Я новеллу осилила почти залпом, так же не отрываясь. И только она открыла мне глаза на происходящее. Тот герой, что был глупым и недалеким, оказался весьма хитрым, упорным и целеустремленным. Он растет и умственно, и психологически всю новеллу, и это в определенной степени даже поражает - из мямли и тюфяка превратиться в прекрасного, нет, не принца, - Серого Кардинала. Можно читать даже только ради этого. А еще ради второстепенный персонажей, которых почти не показали в сериале, но которые являются неотъемлемой частью сюжета. Здесь лучше именно новеллу прочитать первой, а потом "визуализировать" ее сериалом. Единственное "но" в новелле: очень, повторюсь, очень высокий рейтинг! И это не только из-за графики постельных сцен - там присутствует и садо-мазо, и насилие, и весьма изощренные пытки над отрицательными героями. Даже если и на свой страх и риск, но читать однозначно стоит - это целый мир, переплетение судеб, характеров и жизненных путей. Он не оставит равнодушным.
"Сотус/SOTUS The series" Тайланд, 1 сезон: 2016-2017 гг., 15 серий по ~42 мин., 2 сезон: 2017-2018 гг., 13 серий по ~45 мин.
И опять-таки школьники. История о том, как "нашла коса на камень", а именно, как первокурсник университета вступил в конфронтацию с "дедом"-старшекурсником и как из этого вышла любовь))
И вот он фаворит)) Здесь мои кинки были поглажены полностью)) Конечно, когда почти через каждую сцену орешь то на одного героя, то на другого: "С*чкаааа! Ну какая же ты с*чкааааа... *______*" сложно остаться равнодушным)) А все потому, что это противостояние определено "локацией" сюжета - действие происходит на факультете университета, пестующего строгую дисциплину, подчинение младшего старшему, жесткие нормы и правила. В обстановке "дедовщины", почти спартанско-армейской, и встречаются наши герои. Вот только, кто сказал, что подчиниться будет легко? Немногим легче, чем управлять подчиняемым. Мне очень нравятся главные герои - они умные, смелые, открытые и честные. Отчасти трусливые, упрямые, наглые и гордые. Жизненные. Это подкупает)) Под стать им же и герои второстепенные. В этой истории, пожалуй, невозможно найти минусы, за исключением... романтики? Да, романтики)) Ее там просто "море-окиян")) Практически на грани со флаффом, поэтому это может отпугнуть. Но для тех, кто любит нежность, ненавязчивость и легкость, добро пожаловать. Никаких откровенных сцен нет, окромя поцелуев, но в то же время нам показывают очень сильную, искреннюю любовь во всех ее проявлениях. Да, да, и во втором сезоне тоже)) Там действие продолжается, сюжет развивается и герои учатся слышать свои чувства, учатся отношениям, учатся преодолевать возникшие трудности уже в новых реалиях и ипостасях. У "Сотуса" какая-то своя атмосфера, которой невозможно не проникнуться. Честно, пересмотрела оба сезона три раза подряд и не надоело)) Более того, я под впечатлением даже 2 фика по ним написала)) В общем, если хочется доброй, милой и нежной картины, смотреть обязательно. У "Сотуса" тоже есть новелла, но тут получилось наоборот - в сериале додали гораздо больше, чем уже было написано. От чувств до второстепенных персонажей. По крайней мере, в части по первому сезону - по второму нашла только английский перевод, а у меня с ним беда, так что о продолжении не скажу. Еще пара слов: о переводчиках. Я смотрела с сабами команды FSG Libertas и это отдельный плюс. Столько шутливых, метких комментариев еще нигде не встречала, и они смотрятся настолько органично, что я частенько перематывала, чтобы еще раз посмеяться))
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Зато пока я просиживала без компа, умудрилась дописать фик по "Бличу"! Ура-ура, таки я это сделала!)) Не устаю благодарить свою замечательную бету Antennaria за колоссальную работу!)) Нам действительно пришлось попотеть с этим "великим и могучим" языком(( Но, надеюсь, оно того стоило)) Итак, само творение:
Описание: Куросаки приходит в Уэко, чтобы вернуть Иноуэ, а забирает с собой двух арранкаров, тем самым опять переворачивая всю свою жизнь с ног на голову.
Примечания автора: Вольная интерпретация произошедшего, начиная с арки с арранкарами. Махровый ООС, мертвый обоснуй и обсценная лексика. «Физика» сил и прочих рейяцу не соблюдена.
ИчигоИчиго *** Ночь в Уэко вымораживала душу. Пробиралась ледяными пальцами под одежду, и даже призрачный, блеклый огонь костра не помогал согреться. В чертовой пустыне веяло могильным холодом, и она действительно несла смерть. Песок был похож на стеклянную пыль – иссеченная кожа зудела и саднила от постоянного соприкосновения. Ноги утопали в песчаных барханах, и идти было тяжело. Поднявшийся ветер нес надоевшее крошево, взвивал в воздух и бросал в измученные тела. Песок скрипел на зубах, сыпался в складки хакама и въедался в ладони намертво. Ичиго казалось, что он наелся этого чертова песка на всю оставшуюся жизнь. Он теперь возненавидит пляжи. А еще – холод и бездонную тьму над своей головой. Кровь ползла по правому виску. Смешивалась с потом и стягивала кожу липкой коркой. Горячее, тяжелое дыхание было единственным источником тепла в этом промозглом мире. Оно да полыхающая ярость схватки. Замок Айзена вырастал из песка подобно одному из барханов. То приближался, то отдалялся. А стены оказались такими же холодными. Сухими и крепкими. Да только с виду – под ударом крошились, как высохший ракушечник, с громким хрупким треском. Бешеная погоня выматывала. Цель была близка, но путь к ней оказался слишком тернист и извилист. Ичиго уже надоело падать, подниматься и вновь расшибать колени об очередного противника. На этот раз они посмели прикоснуться к тому, что неотъемлемо принадлежало его миру. К наивной девушке с большими серыми глазами и до невозможности добрым сердцем. И им не стоило этого делать. Ведь он не намерен больше никого терять. Никого из тех, кто стал ему дорог. Кто встал рядом с ним и сражался. Он разнесет эти чертовы хоромы по кирпичику до основания, но сделает все как надо. Один раз он уже сдался, и эта ошибка стоила жизни его матери. С тех пор он не сделал и шагу назад, и не намерен отступаться теперь. Схватка будоражит кровь. Отзывается тянущей болью в мышцах, наливается тяжестью в рукоять меча и набатом ударяет в затылок. А потом в затылок ударяет очередной стеной, и Ичиго становится плевать на всю эту пастораль. На холодные виды загробного мира и чудаковатость архитектурных изысков. Остается только противник. Гриммджо Джаггерджак. Он вводит Куросаки в ступор. Такую же яростную ненависть и звериную озлобленность он видел только у одной сущности – у мелкого монохромного пакостника в своей голове. О, однажды он показал Ичиго свой голод. Заставил прочувствовать все до последней молекулы желания, и не поддаться ему стоило огромных усилий. Это же Куросаки видит и сейчас. В синем пламени его взгляда. И не может не реагировать. Не может не бросаться навстречу, как и во все прошлые разы. Не может не отвечать на холодное всепоглощающее пламя таким же огнем. Вот только там, в глубине, за пламенем, у арранкара ничего нет. Абсолютно. Пустота. И наверное, еще и поэтому их зовут пустыми. Зато у Ичиго в этом пламени горят аж трое: субтильный старик Зан, придурковатый пустой и сам он, всем своим сердцем. А Гриммджо не такой – он выгорает дотла, каждый раз почти обращается в пепел, отдается огню полностью, без остатка. И от него скоро действительно ничего не останется. Потому что ему некого защищать, не за что бороться и нечего оставить после себя. Его душа – пустая. И Ичиго ему почти сочувствует. Не жалеет. И только почти. Потому что огонь – вот он – на расстоянии поднятого меча и ближе. Опаляет, манит и полыхает. И у него не так много времени, чтобы жалеть кошака, пока он старается сам не обратиться в пепел. С первой встречи противостояние интриговало. Подогревало ненависть, раззадоривало внутреннего пустого и заставляло беситься: догнать, подмять, уничтожить. Он и чурался этого чувства, но и не понимать не мог, что с новым противником придет и новая сила. И она ему понадобится. Сам же Джаггерджак больше походил на хамоватое быдло, которое фанатично следовало за Ичиго все школьные годы и которое ему приходилось постоянно ставить на место. Ничего нового в этой ярости не было. Да только силы оказались не равны. И тогда ударило, заставило раскрыть глаза и присмотреться повнимательнее к рычащей груде мышц. А когда увидел, понял, то и реагировать по-прежнему больше не смог. В пустоте Гриммджо, казалось, можно что-то найти. Если окунуться поглубже да показать ему самую изнанку его собственной опаленной души. Этим он и занялся, раз за разом выбивая пыль из наглого, дикого и чертовски сильного арранкара. Все, что было нужно – это заставить оглянуться и понять, что можно не так, что можно по-другому. Он улыбается ему. Тянет губы в мягкой улыбке, и место огня занимает боль. Окатывает словно прибоем, и Джаггерджак видит ее в остановившейся руке. Видит и понимает. И отвечает такой же. А Ичиго задыхается – он уже отчаялся надеяться, но тот смог его удивить. Теперь Ичиго может показать ему другой путь – не испепеляющее пламя, а гораздо более необузданный вихрь, который может как и обжечь, так и приласкать. Он протягивает руку поверженному противнику, и Джаггерджак скалится, закусывает щеку изнутри до крови, но не может ее не принять. Недошинигами смотрит открыто, все с той же болью, но без превосходства. И это подкупает. Куросаки признает его. Не как равного, а просто сам факт его существования. Он пришел сюда не убивать. Он пришел сразиться и победить. И арранкару придется это принять вместе с поражением. Принять, чтобы когда-нибудь попытаться победить снова. Ичиго смотрит заискивающе. Приваливается спиной к осколкам разрушенной стены и как будто молчаливо просит его о чем-то. И когда черная фигура почти скрывается из виду, а сам он начинает проваливаться в обессиленный обморок, Гриммджо понимает. Куросаки просил его держаться. И не умирать. Он давится подступающей к горлу кровью и злобно ощеривается: не дождешься, Куросаки. Не сейчас, когда вдруг нарисовался этот постыдный долг. Позже, когда мы снова возненавидим друг друга.
Улькиорра Улькиорра *** Гонка выходит на финишную прямую. Подол платья Иноуэ полощется на ветру словно флаг. Тонкие пальчики прижаты к бледным щекам. Ичиго не сводит с нее внимательного, оценивающего взгляда, а Шиффер – с Ичиго. Молодой шинигами порывист, импульсивен и неуправляем, и это досаждает. В стане господина таких – через одного. И ничего, кроме усталости и раздражения, он у него не вызывает. Шестерка остался где-то далеко внизу, у подножия. Дышит слабо, и рейяцу чуть слышна. Но неумолима. И на миг в сосредоточенные мысли проскальзывает сомнение: не убил. Хотя на его месте убил бы абсолютно любой. И это поражает до странности. Шинигами вообще странный со всей этой похожестью на них, арранкаров. И чтобы понять, придется выяснить степень этой похожести. Он бьет нещадно, не жалея ни силы, ни чувств, и раз за разом повторяет все свои ошибки. Кватро предупреждал его уже, и теперь ему становится скучно. Если шинигами и научился чему-то новому, то этого все равно недостаточно. Ни сейчас, ни потом. Женщина заламывает руки и ахает на каждый удар. Все реакции предсказуемы и не изменятся, судя по тому, что он видел на грунте. И ее поведение здесь тоже не меняется. Чего не скажешь о притопавшем квинси. Вот кто оказался китайской шкатулкой с секретом. С виду прост, как прямоугольный параллелепипед, а ковырни грань – и стенки рушатся тысячью плоскостей неизвестности. Простой узор его чувств и эмоций вдруг начинает складываться в многослойный, сложный рисунок, наполненный линиями, точками и завитками. Шиффер почти любуется этом рисунком, отвлекаясь на холеные руки, стискивающие чужие хрупкие плечи. А потом поднимает взгляд на лицо – и рисунок опять меняется. Как в калейдоскопе. И остановить это изменение он не может. У него кружится голова, и начинает рябить в глазах, пока настырный шинигами продолжает играть этими своими яркими красками. Хочется остановить эту чехарду и заставить Куросаки остановиться. Дыра в туловище отлично этому поможет. И даже помогает на бесконечно-долгую секунду. А потом женщина заливается слезами, квинси полыхает чистой ненавистью, а шинигами… Шинигами чуть вздрагивает, и вместе с ним вздрагивает весь Уэко Мундо. И это поражает настолько, что Кватро захлебывается никогда не вдыхаемым ранее воздухом. Чертова гусеница выползает из своего кокона, превратившись во что-то еще более мерзкое, чем было изначально. И в это слишком сложно поверить. В первую минуту он растерян. Потом зол. А потом ресуррексион не дает ему права на ошибку. Бой продолжается, но этого противника арранкар не знает. Он сделал его таким же пустым, как и он сам. Но даже теперь за пустотой Куросаки стоит еще более глубокая, черная и холодная бездна. Как небо пустыни в полночь. И это пугает настолько, что стоит ему жизни. Он смирился со смертью, принимая удар. Смирилась глупая женщина, обладающая способностями Бога. Вот только квинси, как обычно, остался при своем мнении. Он встает у Куросаки на пути. Дрожит под гнилостным дыханием костяной маски и задыхается от вскипающего жара серо, но смотрит, не отрываясь, прямо в провалы глазниц и пытается отыскать в угольной черноте то, что осталось от непутевого шинигами. И это стоит жизни им обоим. Почти, потому что серо угасает, но маска пока не меняет своего плана – лишь готова выслушать того, кого обязана была защитить. Но Исида молчит, сцепляет зубы и лишь поводит плечом в сторону шаткого обрыва. Не со стороны женщины, со стороны Сексты – и мир вокруг опять меняет свой узор. Пестрый бисер, цветные стеклышки и фантики опять меняют свое положение, и Шиффер чуть прикрывает глаза, борясь с тошнотой. Квинси странный: он равняет четверку к шести и думает, что мертвый шинигами на это купится. Но маска в ответ осыпается пыльным крошевом, и Куросаки падает лицом в пол. К черту логику. Она ничего для них не значит. Не для людей, которые верят. И арранкар пораженно качает головой: шинигами признает его силу и, даже будучи сильнее, все равно пытается остановить бой. Он не собирался его убивать, а падая вот так наземь без сознания, он не просто подставляет спину под удар – он доверяет ему право ударить последним. Доверяет ему жизни своих друзей. Все будет зависеть от выбора самого арранкара. Захочет ли он убить их, когда сам побывал на пороге смерти. Именно об этом и кричал взгляд квинси: ты понял свою цель в бое с Гриммджо, так пойми и теперь. Остановись. Иноуэ падает следом за шинигами, глотая слезы, растягивает исцеляющий купол над телом. А Исида настороженно смотрит на Улькиорру. Странно видеть в глазах не страх смерти, а страх непонимания. В холодный песок спускаются все вместе. Иноуэ на радостях бросается к Гриммджо, но замирает: над полузапорошенной, окровавленной фигурой – Абараи и Чад. Она боязливо оглядывается на Куросаки, но тот занят лентой на рукояти меча, а Исида лишь раздраженно фыркает. Улькиорра опять пытается понять сложившуюся мозаику, и только слегка красноватая деталь в виде заострившихся скул Сексты наводит его на определенную мысль. Их приняли. И они теперь, похоже, официально в стане Куросаки. Не шинигами, поправляет себя Кватро и, судя по широкой ехидной усмешке Абараи, ему об этом никогда не дадут забыть. Квинси возводит глаза к потолку неба, и Улькиорре до ужаса хочется повторить жест. Теперь все будет по-другому. И там, где у них никогда не было выбора, вдруг образовалась целая брешь возможностей и вероятностей. И причина этому только одна. И имя у причины только одно. И он ничего от них не потребует за то, что сделал. Даже не подумает ждать чего-то взамен, и это так непривычно, что Кватро не сомневается – они отплатят ему сполна за обретенную свободу. Ухмылка готейского офицера говорит о том, что он в этом не сомневается, и вот теперь Улькиорра может не стесняясь лицезреть купол над головой и пенять на авантюру Куросаки. Отольются им эти «слезки» определенными проблемами. И на самом деле, сейчас их существование подвержено даже большей угрозе, чем у Айзена. Теперь все будет указывать на них. Только вот Куросаки на это откровенно плевать. Он, чуть пошатываясь, валится в подставленные руки красноволосого шинигами и тут же болезненно морщится от громкого голоса. – Ичиго, какого ляда противник так быстро кончился?! – Потому что ты всех раскидал, Кенпачи… Куросаки тихо стонет, а высокий мускулистый шинигами с колокольчиками в волосах, только что победивший Нойтору, лишь раздосадовано фыркает. – Как обычно… Кенпачи не двигается, но пристально и с неприкрытым любопытством рассматривает оставшихся в живых. Те все так же не двигаются, только женщина поводит руками, меняя позу над Джаггерджаком. Куросаки молчит, отдыхая на плече офицера, и Улькиорре становится интересно: как же они будут объяснять все это другим и Готею, в частности. А потом замечает хищный прищур Сексты, на миг теряется, а потом доходит – о. Ооо… Этот капитан их противниками уже не считает. Как сказал бы Гриммджо, они теперь – «добыча» Куросаки, а значит – их никто не тронет. Пока. Почти смешно. До нелепости. Абараи легонько похлопывает Ичиго по плечу, в то время как начинают собираться другие шинигами, но тот реагирует только когда приносят вести о мелкой Кучики. Точнее, они оба реагируют. Дергаются, но почти сразу же успокаиваются. Иноуэ заканчивает с Секстой, и тот, отряхиваясь, тяжело поднимается на ноги. – Кур-р-росаки… Раскатистый рык повисает в холодном воздухе почти ощутимой угрозой. Окружающие, хоть и не подают вида, но подбираются, готовясь к атаке. И только рыжий остается спокойным. Улькиорра ждет немедленного рывка, удара, но тот лишь отпускает плечо Абараи и хромает к Сексте. Подлезает под мышку, уцепляется за остатки белой ткани на боку и тянет Гриммджо вперед. – Бьякуя, где портал?.. Кучики-старший сердито поджимает губы – на что окружающие испуганно вздрагивают. Но еще больший шок вызывает легкий кивок в сторону и показательно-равнодушный выдох. – Под твою ответственность. – Как будто когда-то было иначе… Куросаки бурчит недовольно и сильнее давит на больной бок Гриммджо, еле пришедшего в себя от такой наглости. Он уже собирается опять начать пререкаться, но только закусывает губу. Абараи встречает взгляд Кучики и тоже устало вздыхает, передвигаясь ближе к Улькиорре. – Тебе лучше пойти с нами. Как квинси оказывается в радиусе полуметра от его правого локтя, он не успевает заметить. Абараи пристраивается на шаг впереди, Чад и Иноуэ идут сзади. И это все не просто нелепо, теперь это – уже сумасшествие.
Ренджи Ренджи *** Злобные переругивания начинаются сразу же на входе в подвал, и он понимает, что головной боли теперь хватит на всех. Урахара же на колоритную компанию лишь поднимает веер к лицу, не скрывая удивления в насмешке. – Оя, оя, Куросаки-сан, в вашем полку прибыло? Ругань затихает на мгновение, а потом возобновляется с новой силой, втягивая в свой водоворот и Панамочника. – Теперь это будет его любимым развлечением. Исида почти злорадствует, и Ренджи не может с ним не согласиться. Куда лучше, когда интерес скучающего интригана направлен только на двоих, а не на всю честную компанию. Шиффер на подначку предсказуемо не реагирует, но Ренджи не спешит списывать его со счетов. С Урахары станется. На восстановление отводят всего пару часов. Пока Готей передислоцируется на грунт, в магазин заглядывает Укитаке. Арранкаров и Ичиго демонстративно отводят в сторонку, а Урахара, все так же прячась за веером, не спеша уходит следом за ними. Очевидно, что капитан 13-го отряда принес новости от главнокомандующего. Очевидно, что они никому не понравятся. Очень. Да только Ичиго, вернувшись через полчаса, спокойно ложится обратно под щит Иноуэ и закрывает глаза. – Они будут сражаться за меня. Он зачем-то говорит то, что и так уже все знают, но Исида откликается. – То есть, Готей их пока не тронет. «Вот именно, «пока»», – уныло вздыхает про себя Ренджи, а Ичиго лишь досадливо морщится. И это тоже всем понятно. Кучики-тайчо сказал, что они – его ответственность, так что Абараи ни капли не сомневается, что временный шинигами опять все вывернет по-своему. Вернувшиеся еще через 10 минут арранкары спокойны. Джаггерджак привычно оскален, Шиффер эмоционален не более Бьякуи на планерке, а к Ренджи подлетает адская бабочка. Будь ты не ладен, тайчо, – объявляют общий сбор. В мешанине крупномасштабного боя сложно что-либо рассмотреть да и услышать тоже. Каракура залита всеми оттенками рейяцу и искрит, как недоперегоревшая новогодняя гирлянда. Абараи теряется в этом свете, и только несколько жизненно важных «лампочек» остаются неизменно в поле его духовного «зрения»: Рукия – с Уноханой, тайчо – недалеко, почти поблизости, со своим противником, а Ичиго, главный источник нынешних проблем – и вовсе остался около магазина с арранкарами и Урахарой. И это все так неспроста, что он силой заставляет себя сосредотачиваться на пустых и Забимару. Никто и не говорил, что у чертового Панамочника не будет никакого плана. Огромный огненный столб на границе бокового зрения говорит об этом куда более красноречиво. Да только чем все это кончится, он не берется предсказывать. В любом случае, ничего по-старому уже не будет. Совсем рядом с ним бьется Мацумото – серая пыль Хайнеко напоминает надоевший песок Мундо, а он чуть не лишается правой ладони, опять отвлекшись на ненужные мысли. Бьякуя ему голову оторвет, когда узнает. Когда, а не если… И тут же он выпускает из виду «точку» Куросаки со своей карты. А это очень и очень плохо.
Гриммджо Гриммджо *** Джаггерджак не успевает. Катастрофически и почти никуда. Хочется быть везде и всюду, накинуться сразу на всех и грызть, рвать зубами, вонзать когти и убивать, убивать, убивать. Пантера в его руках мечется, дичает, но пока еще подчиняется его приказам. Пустые сами бросаются под ноги, а за ними и нумеросы, и фрассьоны – теперь они для них предатели – чем не хорошая мотивация для жестокой битвы? Этот дружок Куросаки со странной рукой, которого к нему «приставили», старается не путаться под ногами, так что Гриммджо вполне может развернуться и не сдерживаться. А Улькиорра совершенно спокойно ушел с таким же флегматичным отморозком, как и сам. Гриммджо ощущает их даже за пару кварталов от себя. Даже сквозь забивающий все приторный запах рыжего выскочки. О, этого он и на пороге смерти бы не потерял. Не после того, что шинигами с ним сделал. Поэтому, когда навязчивый отголосок вдруг исчезает, его в миг пробивает холодная дрожь. А когда понимает, что рыжего в городе нет вообще, то еле удерживается от паники. На разрушенном пепелище странный Панамочник приводит в чувство кошку. Рядом валяется другой шинигами, и отчего-то он кажется Гриммджо знакомым. Энергичное вытрясание из последнего, куда они дели Куросаки, ничего не дает – шинигами лишь принимает боевую стойку. И стоит только Сексте шагнуть вперед, как очухивается Урахара. – Не надо, Ишшин. Может и к лучшему… У Джаггерджака нет времени слушать их препирательства, Урахара и так знает это. Поэтому просто открывает перед ним сенкаймон. В зыбком переходе промозгло и сыро, и чем-то напоминает погодку Уэко. Он усмехается привычной мысли и сосредотачивается на рейяцу шинигами – как игла в стогу сена. Здесь сила не окрашена характерным, «личностным» откликом. Переход как огромное болото, в котором утонуть – проще, чем хакама подвязать. И где его найти? И не забыть при этом, что в болоте водится бешеный «аллигатор» – Котоцу, который перекусит тебя на раз. Это тебе не унылая гарганта, проход по которой подобен ленивому взмаху меча. Мир живых и мир мертвых гораздо ближе, чем Сообщество и грунт. Путь к перерождению еще нужно заслужить. А остаться в этом болоте может разве что только законченный псих. Которым, по всей видимости, и является Куросаки, потому что Гриммджо чуть не валится на него, споткнувшись от неожиданности. Какого черта? И тут же повторяет мысль в слух. Да только шинигами никак на праведный гнев не реагирует. Не реагирует вообще ни на что, сколько бы арранкар его не тряс. Рыжий бледен до синевы в неверном свете, холодный пот собирается на висках и ключицах. Тело замерло в позе лотоса, а ладони стиснуты между собой до хруста костей. И Гриммджо это очень не нравится. Медитировать сейчас явно не лучшее время, а место – и подавно. Да и из любого сна Джаггерджак бы его вытащил, только если… Только если шинигами не затянуло во внутренний мир. А, судя по позе, его не просто затянуло – он сам туда ушел. Вот только для чего? Предположений у Гриммджо нет, а значит, Куросаки должен сам ему рассказать. И чтобы не стало поздно, ждать его добровольного ответа арранкар сейчас никак не может. Не тогда, когда на кон поставлены их жизни. А значит, он сам у него спросит. Насильственное вторжение отдается колющей болью в затылке. Он валится на колени, выставляет вперед руки, и тут же в ладони впивается мелкое крошево камня. Он сосредоточенно вдыхает сквозь стиснутые зубы и поднимает голову: перед ним – полузатопленный мир. Небо, вода и хлипкие остовы разрушенных зданий, и все такое, к черту, сине-белое, что его начинает тошнить. В его внутреннем мире не было красок, как не было красок в Уэко Мундо – они были одинаковыми. А у мелкой занозы в заднице – вода и соль в воздухе. Гриммджо морщит нос и озирается. Чего ради его понесло в гости к своей душе? О чем можно думать в такой момент? В спину подталкивает порыв ветра, и он следует за ним по осколкам бетона. Рыжий где-то здесь, совсем рядом. Шумный выдох у правого бедра заставляет его привычно вздрогнуть, а потом пальцы легко пробегают по костяной шкуре – Пантера укажет ему дорогу. Они перемещаются длинными прыжками, и арранкару уже начинает надоедать эта экскурсия, когда Пантера вдруг резко останавливается. Он замирает следом за ней, а камень под его ногами внезапно обваливается. С неуклюжим всплеском он валится в глубину, а меч остается на разрушенной колонне. С приступом паники удается справиться только через добрый десяток секунд, пока тело опускается сквозь толщу воды. Он выталкивает из себя оставшийся воздух, а потом вспоминает, что это – всего лишь физиология, и надобность в кислороде преходяща; при всем желании захлебнуться во внутреннем мире шинигами он не сможет. Шинигами. Мысли тут же возвращаются к исходной точке, а по нервам бьет судорогой. Он оглядывается в мутном пространстве, но отклик идет снизу, из сумрачной бездны, и он торопливо дергается к ней. Да только все равно не успевает. Куросаки выпускает свой меч из рук, а его занпакто уже готовится нанести смертельную рану. Какого ляда ему приспичило сражаться с собственной сущностью?! Раздражение мгновенно превращается в полыхающую злость, и он бросается к рыжему что есть сил. Чертов Куросаки почти улыбается, готовый принять смерть. Чертов меч почти плачет, готовый убить. А у Гриммджо зубы сводит от этого блядского трагизма. Ну не может Куросаки по-другому – без соплей и без надрыва. Последним рывком арранкара выносит на линию удара между противниками, и он успевает еще подумать, что довольно быстро расквитается со всеми долгами, прежде чем его накрывает боль и надоевшая темнота.
Гриммджо Гриммджо *** Жидкий огонь прокатывается по всему телу. Кости выворачивает наизнанку, мышцы перетягивает жгутом, а мозг плавится как воск под напалмом, моментально испаряясь. Он жарко выдыхает и не может сдержать надсадный стон. Куросаки. Банкай. Блядь. Он затянул его в свое чертово перевоплощение! Теперь все внутренности походят на фарш. Надеюсь, тебе так же хреново, Кур-р-росаки… – И даже более чем. Тенса рассеянно кивает головой, прислушиваясь к необычным ощущениям. Уши Пантеры под его рукой подрагивают, так же прислушиваясь к обновленному внутреннему миру – в Уэко Мундо вдруг появился океан, и мечи удобно устроились на его берегу. Только удочки не хватает в руках Зангетсу, закатавшего штанины по колено и лениво бултыхающего босыми ногами в набегающих волнах. Джаггерджак отплевывается от песка, задыхается и кое-как приподнимается на локтях. Вода так близко и так призрачно далека от истерзанного тела, что он готов отдать все, что угодно, только бы добраться до нее. – Это называется «жажда». Мечи синхронно скашивают взгляд в его сторону, а арранкар не оставляет попыток доползти до эфемерных волн. Живительная влага оседает испариной на нёбе, перетекает мимолетным облегчением по телу, и он позволяет себе зажмуриться от наслаждения. – Какого хрена?.. – Это человеческие чувства. Арранкары о них забыли. Пантера загребает хвостом прибрежный песок, а меч с интересом продолжает его разглядывать. – Тебе не стоило вмешиваться. Чем это может обернуться для вас обоих, я теперь не знаю. – А раньше что, знал? Гриммджо злит его напускное спокойствие. Что-то он недоговаривает. И это «что-то» гораздо больше пустых фраз. – Если бы ты не вмешался, он получил бы огромную силу, а потом потерял бы все. Одноразовая сделка. – А теперь? – А теперь… Он получил тебя, и что будет дальше – не предугадать. Хвост Пантеры уже намел небольшой курганчик за спиной Зангетсу, и Джаггерджаку тоже невыносимо хочется хоть как-то выместить свое раздражение. – Зато я знаю, как проверить – я отсюда сваливаю. Арранкар тяжело переворачивается на спину, пыхтит и долго пытается сесть. Голова нестерпимо кружится, перед глазами – сплошной черно-синий узор, а к горлу моментально поднимается соленый комок. – Не так быстро. Он еще не сделал ничего из того, ради чего сюда пришел. – Что я пропустил?.. Дребезжащий голос проходится жалящим рефреном по ушам, а слева от Гриммджо валится на задницу белая копия Куросаки. Пантера поднимает голову с колен Зангетсу и издает угрожающее рычание, но пальцы меча чуть давят на ее холку, и она возвращается обратно. Молчит, но пристально следит за каждым движением пустого. – О, у нас в гостях арранкарские кошки! Патлатый омерзительно скалится, и Гриммджо уже готов пересчитать все его зубы своим кулаком, как меч подает голос. – Не стоит кусать руку, которая тебя кормит. Зангетсу почти улыбается, вкрадчиво проговаривая слова, а у арранкара медленно, но верно срывает крышу. – Да какого ж хрена?!... – А ты еще не понял, киса? Мы теперь все под Королем… Хичиго глумится над ним с ожесточенной обидой и начинает нервно загребать песок руками, сооружая небольшую горку. – О! Притопал! Вот сейчас пойдет потеха… Он усмехается и поводит плечами, прислушиваясь к действиям Хозяина, а Зангетсу лишь вздыхает на озадаченное лицо арранкара. – Ты, наверное, не ощущаешь того, что происходит снаружи так, как мы. Но если сосредоточишься, то сможешь увидеть. Подбородком он указывает на бесконечную даль горизонта, и Гриммджо с остервенением сжимает зубы, вглядываясь в черно-синее пространство. А потом, действительно, перед глазами встают смутные образы, с каждой секундой все четче и четче обретая границы. К моменту, как он успокаивается окончательно, горизонт пропадает из виду, а на его месте возникает Каракура.
Гриммджо Гриммджо *** Мерзкая тварь даже отдаленно не напоминает Айзена. Не человек и не шинигами, не арранкар и не пустой. Выкидыш Хоугиоку. Мутировавшая рейяцу. Чего ради лисий шинигами пытался украсть этот камень? Обычному капитану не справиться с подобной силой. Только такой же мутации. Слепой Тоусен и то был честнее, выбрав себе противника «по зубам». А теперь придется отдуваться этому рыжему выскочке. И им заодно, всем табором. Джаггерджак чертыхается про себя и сжимает кулаки. – Не дрейфь, киса. Король справится. Голос пустого срывается на последней ноте, и вместо ободрения отдает неподдельным беспокойством. Арранкар не реагирует на реплику – он сейчас весь сосредоточен на Куросаки и силе, что его переполняет. Во время боя во внутреннем мире Джаггерджака поднималась песчаная буря, наметала барханы и долго сочилась вездесущим песком. В мире Куросаки – даже волны остаются умиротворенно-спокойными. Ветер ровный, руины незыблемы. Гриммджо на миг пугается этого холодного безразличия и украдкой кидает взгляд на Зангетсу и Пантеру – те абсолютно флегматично равнодушны. Зан продолжает гладить костяную «шерсть» на загривке, а другой рукой изредка кидает камни в набегающую пену. – Не отвлекайся. А вот пустой с трудом пытается усидеть на одном месте. Ерзает, оглядываясь на горизонт, скалится, вздыхает и дергается. От его мельтешения рябит в глазах, и Гриммджо послушно возвращается к действу снаружи. А смотреть есть на что – Айзен разошелся не на шутку и грозится перепахать полгорода прицельными ударами. Бешеный «кладоискатель», блядь. Куросаки молчит, чуть хмурится и выжидает. Ждет, когда Хоугиоку войдет в полную силу и превращение завершится. Ждет, когда сможет нанести один решающий удар. Волны серо давно уже не обжигают, движения Айзена кажутся слишком медленными, а попытка заточить рыжего в клетку – вообще откровенно смешной. И только на привычную команду они не могут не отреагировать. Тихим голосом Куросаки произносит: «бан-кай…», и Зангетсу мягко приваливается к телу Пантеры, закрывая глаза. – Эй, старик… Хотя, ты уже не старик. В общем… Ты не помри там. Хичиго переползает к Зангетсу и устраивает свою ладонь на лоб меча. А тот лишь слабо улыбается, но молчит. Пантера косится на пустого и чуть приоткрывает пасть, обнажая ряд клыков и предупреждая о том, что ему не стоит трогать меч. Хичиго руку убирает, но не отодвигается. Лишь показывает ей длинный синий язык. Гриммджо хочется заорать в голос о том, что сейчас не до их пререканий, но не может выдавить ни звука. Кровь набатом ударяет в виски, и он мгновенно покрывается ледяным потом. – Последняя Гетсуга Теншо… Из него как будто разом вынимают все кости. Кровь в венах испаряется, а рук и ног он больше не чувствует. Нет больше ни страха, ни ненависти. Лишь абсолютная всепоглощающая пустота. Наверное, это и есть смерть. Он тяжело опускается на песок, на автомате отмечая, что пустой, Пантера и меч уже упали в обморок. Последнее, что он видит – это искаженное лицо монстра, разрубаемое надвое, а потом весь мир погружается в поднимающийся океан, а он проваливается в его бездну.
Ренджи Ренджи *** – Ичиго!.. Он окликает его охрипшим голосом и тут же тяжело закашливается, харкает кровью, но продолжает хромать в сторону рыжего. Куросаки вял и отстранен. Форма шинигами потрепана, рукава оборваны в лохмотья, но на самом нет ни царапины. Только дыхание поверхностное на слабой улыбке да тени под глазами аккурат как у Ханатаро. Он склоняет голову чуть набок и смотрит куда-то сквозь Абараи. – Ичи, прием! Ренджи фыркает и забирает лицо рыжего в свои ладони. Пачкает кровью, но на это сейчас обоим глубоко наплевать. – Где Айзен? – Где-то на дне… Куросаки пожимает плечами, и его взгляд становится чуть осмысленней, указывая на колоссальный и прямой, как нож, разлом в скалах. Абараи бы присвистнул от удивления, если бы губы не ходили ходуном от нервного перенапряжения. Горячка боя на грунте выжала его досуха, и он боится даже представить себе, что произошло здесь. Сколько сил на это ушло, и как с этим справится молодой шинигами. Он садится рядом, устало приваливается к плечу Ичиго и облегченно выдыхает. – Значит, выживем… Куросаки не отвечает, а потом вдруг теряет сознание, медленно сползая на землю. – Ч-черт!.. Унохана-тайчо!.. Куросаки отправляют к Урахаре. Ренджи наскоро бинтуется и сопровождает рыжего, так и не выпавшего из бессознанки. Его устраивают на футоне в дальней комнате. Измотанная Иноуэ бросается к нему, а Ренджи обращает внимание на незнакомого шинигами, ошивающегося в комнате. – Это еще кто? – Я тебе потом объясню. Рукия привычно шипит, вцепляясь в его плечо, и он морщится от боли в руке. Потом, так потом. – Боюсь, это не поможет. Урахара непривычно серьезен и даже забывает про свой излюбленный веер. Он останавливается в дверях, разглядывая подрагивающий купол над безвольным телом. – Он не ранен. Арранкар-сан, позволите задать вам несколько вопросов? И только тут Ренджи замечает зеленоглазого и квинси в углу комнаты. – А остальных попрошу погулять… Ухмылка опять приклеивается к лицу Панамочника, и Абараи поспешно шагает в коридор – с того станется дать пинка для ускорения. Они собираются во дворе. Иноуэ, Рукия, Исида, Чад. Мелкая, как и обещала, рассказывает про новенького шинигами, оказавшегося на самом деле «стареньким» и, по совместительству, отцом Куросаки. А Ренджи отрешенно подмечает, что нигде не видит Джаггерджака. Ему безумно хочется курить, и он садится прямо в пыльную траву, выуживая из-за пазухи мятую пачку. – Черт, последние… Он бурчит себе под нос и равнодушно разглядывает по-прежнему безмятежно-голубое небо. Усталость наваливается многотонным валуном, и он почти засыпает под негромкий голос Рукии. Ровно до того момента, как возвращается Шиффер. Он переводит взгляд с одного на другого, ни на ком не задерживаясь, и только Исида осмеливается задать мучающий всех вопрос. – Что с Куросаки? Точнее, два. – …и где Джаггерджак? Арранкар тихонько вздыхает и сосредотачивается на нем, фокусируясь глаза-в-глаза. – Ку… Куросаки применил специальную технику для того, чтобы уничтожить По… велителя. Он запинается на именах, как будто впервые их произносит. Определенно, Ичиго опять вляпался по самые булки. – Она подразумевает под собой использование всей силы шинигами. Ренджи прикусывает губу и встречает шокированный взгляд Рукии. Пожалуй, только шинигами поймут, что конкретно значит эта фраза. Да квинси догадается через полминуты. Но это уже не важно. – Секста был в его внутреннем мире в тот момент. Что с ним стало, я не знаю. – Но он ведь жив? Иноуэ заламывает руки и начинает ходить кругами по маленькой площадке перед домом. – Они оба живы. Сейчас шинигами пытаются придумать как их «разделить». – Думаешь, получится? Исида, как всегда, думает сначала о плохом. – Не знаю. Улькиорра поводит плечами, а Ренджи, не сдержавшись, фыркает. – Чтобы Куросаки да не справился? – Ренджи, мы не можем утверждать… Рукия вторит Исиде и, как обычно, опять не понимает, чем злит старого друга. – Да брось. И не из такого дерьма выбирались. Она с Исидой опять солидарно хмурится, а Ренджи встречает внимательный взгляд арранкара. – В пору придумать какой-нибудь план. Он настырно затягивается тлеющим фильтром, позволяя бесстыдно рассматривать свою реакцию. А потом Улькиорра выдает что-то навроде кивка и задумчиво цедит. – Определенно.
Улькиорра Улькиорра *** Вытянувшиеся лица друзей Куросаки выглядят смешно. Только диковатый шинигами плюет на все условности и предрассудки. Похоже, только он понимает и принимает Куросаки всего, без остатка. Со всеми странностями и заморочками. Он действительно на его стороне. – Пошли. Подкинем им пару идей. Абараи кивает на дом и неторопливо поднимается на ноги. Солнце вспыхивает кровавыми бликами в неопрятном хвосте, а сам он чихает в дверях. – Будь здоров, Нахлебник-сан. Панамочник тут как тут, усмехается в складки веера. Только глаза не смеются. – И вам не хворать… Шинигами, забывшись, ехидничает и тут же смущенно перебивает сам себя. – Как нам помочь Ичиго? – О, безусловно, без вас мы не справимся. Урахара вроде и кривляется, но между тем и говорит серьезно. Улькиорра ловит на себе предвкушающий взгляд и невольно вспоминает одержимого Заэля. Есть у них что-то общее. Оставшиеся во дворе начинают суетиться, но шинигами останавливает бессмысленные метания жестом, а их уводит обратно к Куросаки. – Ваши мечи станут проводниками для их сущностей. Урахара присаживается в изголовье и помахивает веером в темпе нервного паралитика. Однозначно, выдержка – не его конек. Улькиорра и Абараи солидарно пожимают плечами, располагаются по разные стороны от безвольного тела и достают мечи. Прикасаются лезвиями к рукам Куросаки и замирают на бесконечно долгую секунду. А потом проходит минута, вторая, третья. На пятой не выдерживает Абараи – вот у этого терпения не хватит даже на вдох. – И долго нам так сидеть? – А ты куда-то торопишься, Нахлебник-сан? Панамочник почти обижается, а Абараи вспыхивает. Зря он дергается. Ведь никто не думает, что он не хочет помочь рыжему. То, что он беспокоится, видно невооруженным глазом. Они все тут за него беспокоятся. И Улькиорра вдруг ловит себя на том, что почти не удивлен этому. Принять их беспокойство оказалось слишком легко. Как данность. – До бесконечности, Абараи-сан. От дверей слышится усталое раздражение, и Исида останавливается в ногах Куросаки, встречая усмешку Урахары. – Пока не подтолкнете своей рейяцу… Ну конечно, кто же, кроме квинси, знает о духовной энергии все, если не больше? Они ведь даже не подумали о том, что можно просто применить немного силы. Абараи смотрит на него, сосредотачиваясь, а арранкар медленно выдыхает через нос. Легкий толчок оказывается синхронным. Мизерным – на что хватило ума у обоих, потому что в противном случае они просто покалечили бы Куросаки. Но и этого более чем достаточно – ответным всплеском их раскидывает в разные стороны, припечатывая к стенам. Абараи улетает сквозь седзи в коридор, Панамочник рушится на шкаф, квинси валится ничком в самом дальнем углу, а Улькиорра сползает на пол по стене. Куросаки, даже в забытьи, горяч и порывист. От тела Сексты идет чуть видимый сухой обжигающий жар. Он тяжело рвано выдыхает сквозь зубы сгусток крови и тут же закашливается. Улькиорра медленно встает и склоняется над шестеркой. Кожа того раскалена, как будто плавится изнутри от серо. Даже дыхание как из печки. И Шиффер уже абсолютно ничего не понимает. Панамочник перебирается поближе, внимательно приглядывается и прислушивается к обоим телам. Абараи помогает подняться Исиде, и они тоже не могут оторвать от них встревоженного взгляда. – Секста, ты меня слышишь? Улькиорра пробует на удачу, но тот вдруг болезненно морщится и сорванным тихим голосом выдает несколько настолько непечатных слов, что Кватро хочется недовольно прицыкнуть на него. – Сам… как думаешь? Гриммджо жмурится и наконец чуть приоткрывает глаза. Садится, опираясь на подставленный локоть Шиффера, и снова сплевывает красным. – Что-то не так… Джаггерджак с квинси начинают одновременно. Первый заполошно оглядывается по сторонам, а второй заполошно оглядывает его. – И я даже знаю что… А Абараи в это время приподнимает Куросаки, перетряхнувшегося навзничь. Осторожно похлопывает по щекам и усаживает, когда тот начинает стонать. – Оя, оя… Смешок Урахары выглядит совсем нелепо, но Улькиорру тоже тянет посмеяться – от безысходности. Квинси сказал, что что-то не так. Секста дергается, как будто потерял свой меч. А у Куросаки в челке – ярко-голубая прядь. Меч. Волосы. Меч… Нет, это не смешно. И Джаггерджак тут же бросается к Ичиго. – Куросаки! Верни мой меч!! И даже Абараи тут не поможет – арранкар трясет его как тряпичную куклу из стороны в сторону. А тот пускает фонтан крови из носа и заново валится в обморок. На этот раз – надолго. Вот тебе, Гриммджо, расплата за все твои грехи. Недаром говорят, что «любопытство погубило кошку». Тебя оно подставило с первой встречи. И никто тебя не просил лезть к нему. Сейчас можешь смело плясать на своей могиле. – Почему это произошло? Абараи отмахивается от громких безумных воплей, и квинси тоже заинтересованно пододвигается ближе к шинигами. – Я могу только предположить… Урахара по привычке закрывается веером, и желание убить его возникает у всех троих одновременно. – Последняя Гетсуга Теншо забрала все его силы, а рейяцу больше не может накапливаться в теле. Это как если бы прорвало плотину – вода-рейяцу уходит свободным потоком. Поэтому Куросаки-сану нужен был какой-то «заслон», «якорь», за который его сила будет держаться. А раз сила арранкара была внутри него в момент «прорыва», то она и осталась сдерживать чужой поток, чтобы не вылиться вместе с ним. – И долго мне его «держать»?! Джаггерджак оставляет в покое бессознательное тело и рычит от бессилия. – Пока не «наполнится», то есть не восстановит силы. Панамочник пожимает плечами и усмехается уже открыто. – Если бы не ваше вмешательство, Куросаки-сан больше не смог бы быть временным шинигами. Вы его спасли. На это Секста опять начинает метаться по комнате, но Урахара ничего не хочет слушать, поспешно выпроваживая всех за дверь. Абараи пересказывает случившееся друзьям, Джаггерджак продолжает беситься, а Улькиорра вдыхает глубоко-глубоко, полной грудью, свежесть наполненных синевой сумерек. После Уэко все здесь кажется слишком цветным и ярким. Вот, значит, как теперь повернулось… Он лениво рассматривает разношерстную толпу и почему-то вдруг чувствует себя необычно-потерянным, вырванным из полотна мироздания, одиноким… Как будто Куросаки был единственным, кто связывал их миры и всех их вместе. Хотя, почему «как»? Так оно и есть. И возможно, еще и поэтому так буйствует Гриммджо. Тоже чувствует эту пустоту. Зато теперь арранкар полностью отплатит шинигами за свою жизнь. А чем расплачиваться ему, Улькиорре?
Бьякуя Бьякуя *** В магазине Урахары шумно. Несмотря на ранний час, со двора слышны громкие голоса. И Бьякуя только вздыхает – общаться с риокой и так тяжело, а неприятные новости тот вообще не выносит, так что ему опять будут мотать нервы. И представшая перед глазами картина ничуть его не удивляет: Куросаки снова орет. – Да можно подумать, я тебя за уши тащил!! Ты сам влез в мой мир и сам подставился! А теперь я виноват?! Я не могу это контролировать! – Да что ты вообще можешь?! Недошинигами! Слабак! Джаггерджак хватает его за грудки и ощутимо встряхивает, Куросаки вырывается, и между ними тут же влезает Абараи. – Да хватит вам! Никто ни в чем не виноват! Достали уже!.. – Оставьте их, Абараи-сан. Им только в радость. Квинси брезгливо морщится, но остается спокойным. Усаживается рядом с другим арранкаром, отрешенно наблюдающим за сценой во дворе, и складывает руки на груди. А в доме идет бурная возня Урахары со своими помощниками и Шихоин. Только сутки прошли с окончания боя, они почти все ранены и нуждаются в отдыхе, и только у этих двоих энергия бьет через край. Его появление остается незамеченным всего несколько секунд, но спорщики опять возвращаются друг к другу. – …как будто мне забот мало было! И еще эта челка клоунская… – Клоунская?! Да я тебя сейчас в блин раскатаю, Куросаки! – Кишка тонка! – Абараи-фукутайчо… А вот стоит подать голос, как лейтенант вмешивается уже более основательно. Раздает два крепких подзатыльника, зная, как капитан не любит склок, и те пораженно замирают. – Угомонитесь. Даже голос меняется – как будто младших офицеров строит на плацу. У него настолько дельно это выходит, что Бьякуя каждый раз поневоле останавливается, наблюдая. Зычный веселый голос, компанейский характер, справедливый и в меру строгий командир. Его уважают. А вот Бьякую боятся. И что из этого лучше, он не знает. – О, Кучики-сан собственной персоной. Какие новости? Ажиотажа Урахары он не разделяет от слова «совсем». Но раз Куросаки пока не может явиться в Сейретей, то Бьякуе приходится выступать глашатаем воли нового Совета. И ему же придется выслушивать все недовольные крики. В прошлый раз ходил Укитаке – и одному Кёораку известно, как он смог так спокойно договориться с этой взрывоопасной смесью. У него не получится. Если только Абараи не поможет. Они переходят в дом, и Бьякуя и рад бы просто вывалить это на Куросаки и вернуться в отряд, да не получится. Без шансов. Урахара прячется за веером, квинси замирает в углу, Куросаки и Джаггерджак расходятся в разные стороны под суровым взглядом Абараи, и только Шиффер без тени эмоций встречает его взгляд. – Вы можете вернуться в Уэко Мундо. Шиффер – хоть прямо сейчас, Джаггерджак – после того, как восстановит силы. Готей не будет преследовать вас двоих, пока вы не нарушаете законы наших миров. Это и приговором-то назвать нельзя. От них просто отмахнулись, будучи занятыми более серьезными делами: восстановлением баланса, выжившими пустыми и подсчетом потерь. Весьма цинично думать, что раз их кто-то однажды победил, то с ними может справиться любой. – А если они решат остаться здесь? А риока сразу чует подвох. – Я уже предупреждал тебя об ответственности, Куросаки. Так что ничего не изменилось. В таком случае будет необходим кто-то, кто будет контролировать их действия в течение года – столько продлится «испытательный срок». – То есть соглядатай? – Тебе-то что? Тебе все равно от этого не отмахаться. Куросаки вмиг переводит озлобленный взгляд на Сексту, и Абараи тут же вмешивается. – Джаггерджак, Куросаки, просто дослушайте. – Именно. По известным причинам, Джаггерджак и Куросаки будут связаны этим соглашением. И неважно насколько долго будут восстанавливаться их силы. Ичиго хмурится и молчит, а потом вдруг оборачивается к Кватро. – А что решил ты, Улькиорра? Вопрос кажется странным. Никто из них даже и подумать не мог, что тот будет выбирать. Это дело решенное. Но арранкар вводит всех в ступор тихой репликой. – Я остаюсь. Изумление абсолютно неподдельно, и только Куросаки кивает как ни в чем не бывало, а потом усмехается Бьякуе. – И кто будет его наблюдателем? Взгляды почему-то прикипают к Урахаре, и тот удивленно паясничает. – С чего бы вдруг? – Я буду. Предложение квинси повергает в еще больший шок, и они пораженно застывают. Немая сцена длится почти полминуты, пока Бьякую не дергает за язык. – Не выйдет. Силы не равны. – А кто тогда? Чад? Или, даже не вздумайте, Иноуэ? Риока тут же подбирается, хмурится и добавляет сталь в голос. – Я вполне могу… – А ты не надорвешься, Куросаки? Джаггерджак ухмыляется, тоже злится, но даже он понимает, что если Кватро вдруг решит взбрыкнуть, то никаких сил ни квинси, ни рыжего, тем более в таком состоянии, не хватит, чтобы ему противостоять. А пока суд да дело, он успеет разнести пол-Каракуры. И он не понимает этой готейской беспечности. Он, например, четверке не верит ни на гран. И судя по окаменевшему лицу капитана, тот не верит тоже. Только Абараи с Куросаки одинаково упрямо настроены. В споре взглядов побеждает Бьякуя. – Тогда квинси. И ты действительно не выдержишь в случае чего, Куросаки. Мнения Улькиорры на этот счет не спрашивает никто – хватило лишь раза, чтобы тот открыл рот. Кучики достает из-за пояса два узких браслета и двигается к Сексте. Подзывает Куросаки, активирует специальное заклинание кидо, замыкая одного на другого. Те шипят на болезненную волну рейяцу, и Джаггерджак тут же обещает. – Я убью тебя, Куросаки, после всего. – Обязательно. Рыжий не остается в долгу, а Кучики уже переключается на квинси с четверкой. Те процедуру проходят молча, даже почти не смотрят друг на друга. А у Бьякуи возникает странное ощущение, что это ничем хорошим не кончится. Однозначно. И ни для кого.
Гриммджо Гриммджо *** Устроились они, на самом деле, неплохо. Панамочник предлагал воспользоваться гигаем, но ему и в духовном теле замечательно – можно совершенно спокойно бродить по всему городу, изучая и осматриваясь. Раньше у него на это не было ни причины, ни надобности. А теперь это здорово помогает справиться со скукой. Ровно до того момента, как Куросаки вернется из своей чертовой школы, и они смогут наконец, не сдерживаясь, размяться. За неимением возможности драться на мечах, он с лихвой компенсирует это кулачным боем в подвале Урахары. И это – ни с чем не сравнимое удовольствие. Куросаки бесит его и сам бесится, а доводить его до белого каления так же здорово, как полоснуть хорошенько когтями ресуррексиона по горлу. О, он навсегда выбьет всю эту жалостливую дурь из все-еще-не-шинигами. Чтобы больше неповадно было заниматься благотворительностью. И себе лишний раз напомнит, что инициатива, как всегда, наказуема. Куросаки заводится с пол-оборота. Первый месяц на грунте они почти не отлипают друг от друга. Джаггерджак сильнее физически, но рыжий ловок, быстр и настырен в своей импульсивности. На второй – они и мысли не могут допустить, чтобы прогулять эту своеобразную «тренировку». Гриммджо привычно слизывает кровь с разбитой губы – кулак рыжего пришелся по касательной, зацепив маску, но довольно ощутимо мазнул по зубам. Куросаки что, придурок, лупить по кости со всей силы? Хотя, это не так уж и важно – под вечер придет Иноуэ и излечит их помятые тела. А потом Джаггерджак вконец обнаглеет и припрется спать на диван в гостиной шинигамского дома. Рыжий на это может лишь поразиться терпению домочадцев Урахары, которые и уломали отца «пригреть кошака на шее». Выдержали почти два месяца, прежде чем взвыть благим матом – им и Урахары хватало с избытком. Но в подвал пускали. И поначалу даже присутствовали на показательных боях, пока не надоело. А надоело всем достаточно быстро, в отличие от сумасбродной парочки. Драться с Куросаки – это как ходить по лезвию меча – опасно любым непродуманным движением. И это вызывает яростный восторг и исступленное желание победить. От первого реванша в простой недолгой потасовке, когда он зажимает рыжего болевым и мордой в искусственный камень скалы, ему хочется удовлетворенно зарычать. А еще – вцепиться клыками в загривок и свернуть позвонки. Но эта вспышка проходит достаточно быстро – она – всего лишь отголосок его прошлого, часть безудержного голода Пантеры. И он почти сочувствует Куросаки – если она покажет ему эту часть… то, вкупе с его собственным пустым, все однажды может выйти из-под контроля. В такой ипостаси бояться нужно было не арранкаров – бояться нужно было шинигами. Гриммджо еще хорошо помнит полыхающую рейяцу над Лас Ночес, когда рыжий ушел за Кватро. Это действительно пугает. А с другой стороны – без Пантеры он чувствует себя как будто голым. Поэтому и хочется что есть силы вдарить, причинить боль и страдание, поглотить… Драться с Джаггерджаком – как будто биться головой о стену, балансируя надо рвом с пираньями – чуть расслабишься, и от тебя не останется ничего. Разве что изжога. Поэтому он и не дает Куросаки расслабляться. Следует за ним неустанно. Потому что с каждым днем все хуже и хуже может переносить расстояние между ними. Поход в его дом – одна из причин – он почти не чувствует Пантеру. Ему нужно быть ближе. Ему нужно стать сильнее, иначе этот своеобразный «отпуск» может затянуться до бесконечности. А он очень не любит ждать. Куросаки поразительно живой, яркий и гибкий во всех отношениях. Неспроста он зацепил его с самого первого столкновения. Поначалу он казался лишь наглым дохляком, бахвалящимся выскочкой, но с каждой новой встречей невольно приходилось признавать, что так-то оно так, но и растет он очень быстро. Мужает на глазах, хотя сам еще совсем мальчишка. А в Уэко он почти не узнал его с этим всепонимающим взглядом карих глаз. И он не просто стал наравне, он ушел далеко вперед, имея при себе лишь одно желание: защитить близких ему людей. Арранкарам этого не понять. Они бы не стали защищать ни одного пустого. А вот то, что Куросаки и их теперь приписывает к «своим» вообще ни в какие ворота не лезет. Противника щадить не надо, его нужно убить. Да только рыжий опять все делает по-своему. И ни один из них не смог бы предположить, что все закончится именно так.
Улькиорра Улькиорра *** Бледный свет раннего утра пробивается сквозь легкие шторы. Просыпаться здесь было непривычно ото всего, начиная с мягкой постели и заканчивая шумом машин с улицы. Странно и одновременно как будто знакомо. Что-то вроде «мышечной памяти». Улькиорра вчера наткнулся на какой-то медицинский справочник в богатой библиотеке дома квинси – и термин впился в мозг. Его не столько интересовало содержание книги, сколько само умение читать. Раньше он даже не задумывался об этом. Раньше. А теперь вот как все обернулось. Прожить год в Каракуре, не привлекая внимания и не дергаясь – что за странное «наказание»? «Проверка на вшивость», как выразился Куросаки и был, конечно же, прав. Для их пребывания в мире живых Сейретею нужны были гарантии, и они посадили их на короткий поводок. Ограничитель силы не позволял использовать ресуррексион и скрывал рейяцу. Неплохо, если хочешь спрятаться, и неприемлемо, если хочешь сражаться. Сражаться хотел Джаггерджак, а он… Он, пожалуй, больше ничего не хотел. Бывший господин давал силу и цель – уничтожить. Но пришел шинигами и оказался сильнее. И он хотел мира. И Улькиорре ничего не оставалось, только как подчиниться. Потому что и у него одно желание все-таки было – выжить. Возвращаться в Уэко не имело смысла. Лишь разруха и песок. Остался ли кто-то в живых из арранкаров его не волновало – подчиняться кому-либо еще он не собирался, а подчинять самому не было никакой выгоды. Ни сила, ни власть в пустом мире не имеют значения. История с Айзеном его разочаровала. И, вопреки всем его амбициям и настроениям, Кватро захотелось чего-то нового. Увидеть мир живых не через зрачок гарганты, а самому, воочию, вспомнить каково это. Ведь здесь слишком много ярких красок и слишком много жизни, чтобы вот так сходу разобраться одному мертвому арранкару. Его желание удивило всех, кроме Куросаки. Тот отчего-то думает, что понял его мотивы, но арранкар не спешит его переубеждать. Гораздо ближе к правде оказывается квинси – раз предложил выступить его «надзирателем». Ни тени страха не мелькнуло на его лице, а значит, он уверен, что арранкар пока не собирается «буйствовать». Скорее он вынашивает какой-то коварный план или готовится к чему-то. Поэтому квинси хочет за ним проследить. Весьма рациональное и логичное заключение. Улькиорра подумал бы так же, окажись на его месте. Это Куросаки склонен доверять, пусть и бывшим, врагам, а Исида везде видит противоречие. Арранкара опять удивляет этот «калейдоскоп» – тот не только не доверяет ему, но и в шинигами сомневается. Может быть, не так сильно в Куросаки, но к остальным питает загадочную озлобленность. И Кватро не может это игнорировать. Квинси приводит его в свой дом. Просторная квартира на последнем этаже в простой многоэтажке на другом конце города. Обширная библиотека из старых книг, аскетизм и почти стерильная чистота. Странно для шестнадцатилетнего подростка. Абсолютно. Но его устраивает. В пику он даже согласился на гигай, чтобы не отставать от закидонов квинси. «В Риме поступай как римлянин» – находит он лишнее подтверждение правильности своей теории в очередной книге, и пытается привыкнуть к новым обстоятельствам. Точнее, научиться превозмогать их. Например, это – блеклое утро, прохладные простыни, тонкий запах чая с жасмином… Исида уходит в школу, не дожидаясь его на завтрак. Но стол всегда накрыт на двоих, а в холодильнике – и обед, и ужин; и даже после краткого инструктажа он наверняка сможет воспользоваться микроволновкой. Но есть почти не хочется. Гигай устроен по полному подобию человеческого тела, и Урахара предельно ясно объяснил, как ухаживать, как освобождаться при необходимости, и как сильно беречь его прекраснейшее творение. И арранкар старается выполнять пожелания. Хотя бы ужинать. И опять в одиночку – Исида приходит поздно, что-то перехватывает и усаживается за учебники. Они почти не разговаривают. Несколько фраз о повседневной рутине – вот и весь разговор. Гораздо больше времени они проводят в молчании. В редкие вечера, с книгами, на разных концах дивана в библиотеке. И проходит достаточно много времени, прежде чем квинси сам заводит с ним непринужденную беседу. Почти месяц. И почти «не-при-нужденную». – Не стоит так на меня смотреть, я могу неправильно тебя понять. Просто скажи. – Почему ты живешь один? Улькиорра откладывает бесполезную теперь книгу и в открытую разглядывает мальчишку. Очевидно, что комната, в которую его определил квинси, раньше кому-то принадлежала. Мужчине, если судить по характерной обстановке. И он уже прекрасно знает, что шестнадцатилетние подростки не могут жить одни. По целому ряду причин. Он хочет выяснить этот ряд у квинси. – Потому что мой дедушка умер. Исида от чтения не отвлекается, но деланно-равнодушный вид не обманул бы и Ямми. – А другие родственники? – Отец живет отдельно. Странный разговор. Почему отдельно? Судя по семейству Куросаки – простые ценности еще долго будут в норме. Откуда средства к существованию? Еда всегда на столе, и он ни разу не потребовал какой-либо компенсации, и ни разу ни в чем не ограничил. И совсем уже странный вопрос – тебе не одиноко? Шиффер, вспоминая все те же ценности, вытаскивает на свет и сопутствующие чувства: любовь, родственная привязанность, обида. Скорбь – как теперь оказывается. Разговор на этом обрывается, но Улькиорра продолжает смотреть. Пока квинси легонько не вздыхает. – Ты меня смущаешь. Ооо… И снова – легкий перестук в стеклянной трубке с зеркалами. Смущение. И пока он пытается логически к нему прийти, квинси уходит в свою комнату со слегка порозовевшими скулами. Ответ не находится ни через час, ни через два. И он решает назавтра заглянуть в подвал Урахары – если Куросаки будет хоть немного вменяем после драки с шестеркой, он спросит у него.
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Не, я живой на самом деле, просто опять убил свой комп...(( Как говорится, если "руки золотые"... то в ж*пу их! >.< Зимой я опять умудрился залить свой комп кофе - на этот раз капитально(( И вот почти полгода провела в "окопах" с телефона)) А теперь, вот уж пару месяцев, все пытаюсь привыкнуть к новой машине. Что сказать - обленилась... Ковыряться детально неохота от слова "совсем", программ поставила по минимуму и думать забыла про всяческие навороты - жесткий диск со старого компа, чудом оставшийся в живых, до сих пор лежит неразобранный... В общем, как-нибудь потом)) Потому что вместо компа я себе сначала купила телефон - старый опять-таки приказал долго жить, и мне его с лихвой хватило на "поиграться"))
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
С Наступающим Новым годом и Рождеством, товарищи)) Пусть в Новом году задуманное исполнится, времени хватит на все, а любым начинаниям сопутствует удача и хорошее настроение)) С Праздником))
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Ура-ура, мы закончили с флинтвудом)) Получилось много, немного странно, но принесло очень много удовольствия от процесса)) В который раз убедилась, что не могу не любить эту парочку *_____* Большое спасибо бете Аntennаriа за просто колоссальную работу с текстом, за ценные советы и предложения)) Без нее фик и в половину не был бы таким, каков он есть сейчас))
Фэндом: Harry Potter Название: «Сродни одержимости» Автор: Yuzik88 Бета: Аntennаriа Рейтинг: NC-21 Пейринг: МФ/ОВ, ГМ/ФУ и пр. Жанры: romance, drama, hurt, comfort Предупреждения: OOC, АУ Размер: макси Статус: закончен Дисклеймер: все не мое и не претендую Описание: «Монтегю слушает отдаленные чертыхания и уже привычно поражается. Эти двое вводили его в ступор. В своем почти болезненном пристрастии к квиддичу, они были готовы разорвать соперника даже вне поля. И с каждым годом противостояние только ожесточалось. А может быть, квиддич – не единственная причина?» Комментарий автора: Грэхем Монтегю – сокурсник Флинта и староста Слизерина.
читать дальше*** Осень в этом году была на удивление теплая, если не сказать жаркая. Оливер рассеянно рассматривает грузные белые облака, валяясь под большим дубом. Учеба еще не успела толком начаться, а Перси уже нудит над учебниками, сидя рядом с ним в высокой траве. После обеда отменили уроки, и они выбрались к озеру немного погреться. Оливер все лето летал, строил планы, схемы атак и разрабатывал тактику, а когда вернулся в Хогвартс, окунулся в странную, даже немного дикую для него, апатию. Нет, все, вроде бы, осталось по-прежнему, вот только играть и летать теперь хотелось чуточку меньше. Может быть из-за слизеринцев – они, как обычно, ведут себя слишком нагло. Может быть из-за наступающей осени – хотя они не может похвастать сезонной рефлексией. А может быть дело в одном конкретном человеке… Он рассматривает густые заросли Запретного леса на другом берегу озера, вдыхает плотный, терпкий запах трав и листвы и все никак не сможет взять себя в руки. Встать, свободно расправить плечи и упрямо взглянуть вперед. Хочется еще немного полежать вот тут, понудить вместе с Перси и дождаться, наконец, когда желание полета вернется, и мышцы начнет приятно тянуть в предвкушении. Чертовых слизеринцев он выкинет из головы и завтра же пойдет к Макгонагалл с расписанием тренировок. Пусть делают, что хотят, но они начнут в ближайшее время. Когда появилась эта «квиддичная» зависимость, он и сам не знал. Поначалу фанатеть было легко и интересно, но с каждым годом увлечение все больше и больше покоряло сердце. И постепенно приходило понимание, что к этой любви прилагаются еще и серьезные испытания на выдержку, ум, логику и, особенно, силу воли. И учиться, и тренироваться, и играть было тяжело. Но это была приятная нагрузка. Даже когда их команда проигрывала, он вместе с болью чувствовал удовлетворение: он выложился на все 100, он сделал все, что мог и умел, даже если этого было недостаточно, но он ни разу не опустил руки. А это значит, что он может еще, может лучше и больше. И он шел и делал: тренировался до седьмого пота, гонял команду, составлял схемы, и все больше и больше погружался в это сумасшествие. А когда понял, насколько увяз, то уже и не мог и не хотел что-то менять. Квиддич стал для него всем. Спина затекает, и какой-то вылезший не к месту корень тычется в больное ребро. Оливер немного меняет позу, устраиваясь боком, и выхватывает сонным взглядом левую коленку Перси. По ней ползет маленькая ярко-салатная гусеница. Он протягивает к ней указательный палец, и она охотно продолжает свое путешествие по его ногтю. – Львиный прайд на отдыхе? – слышится за спиной глумливый голос, и Оливер недовольно оборачивается. – Какая пасторальная картина. – Зависть – плохое чувство, Монтегю, – ехидничает Оливер в ответ. – Будь добр, выгуливать своего тролля подальше, чтобы ее не испортить. – Я щас кому-то рожу испорчу, – рычит на это Флинт и тянется к подобравшемуся Вуду. – Опять за старое, – недовольно бурчит Перси, проснувшись. Он неторопливо поднимается и подхватывает учебники. – Оливер, я пошел. – Катись колбаской, – вяло кивает Монтегю, так как Вуд и Флинт уже ни на что не обращают внимания, сцепившись намертво, катаясь по траве и дубася друг друга. – Голубки, вы бы постеснялись при всех-то. – Чего?! – в два голоса рявкают они, на миг переводя взгляд на Грэхема, и тот устало зевает. – Того самого, – он разворачивается к замку. Скучно, скучно. Вылазка на окраину Запретного леса прошла почти безрезультатно. Никаких ягод они не нашли, хотя Хагрид распинался о них направо и налево. Видать, перепутал что-то. Но зато Грэхем поймал еще одну бабочку в свою коллекцию. – Потопали, Марк, мне еще обход делать, – он рассеянно тянет себя за значок старосты, прицепленный к нагрудному карману рубашки. – Потом его добьешь. – Вот-вот, проваливай, троллина, – бурчит Оливер, и тут же получает хук слева, а Флинт удовлетворенно разворачивается следом за другом. – Чертов псих, – негодует гриффиндорец, пытаясь убрать с рубашки пятна крови. Этот придурок опять расквасил ему нос. Но он тоже неплохо залепил ему под глаз – синяк будет. Жаль, Перси со своими знаниями всех нужных юным горячим подросткам заклинаний уже ушел. – Не скучай, Бэмби, – рыкает Флинт и догоняет Монтегю. А Вуд в остервенении сжимает кулаки. Бэмби, чертов олененок Бэмби! Как смешно! С чего вдруг он дал ему это прозвище? За красивые глаза, не иначе. И за гибкое, ловкое тело. Олень, блин! А его самого иначе, как троллем и не назовешь. Тупой, бешеный псих без тормозов. Монтегю слушает отдаленные чертыхания и уже привычно поражается. Эти двое вводили его в ступор. В своем почти болезненном пристрастии к квиддичу, они были готовы разорвать соперника даже вне поля. И с каждым годом противостояние только ожесточалось. А может быть, квиддич – не единственная причина? Он флегматично размышляет над этим, разглядывая, наливающийся синим, заплывший глаз Флинта, идущего рядом. Как бы ни было, но, Мерлин свидетель, ни к чему хорошему это не приведет.
*** Эти стычки стали обыденностью. Ритуалом, который курсы перенимали друг у друга каждый год. Все обучение проходило под эгидой соперничества и взаимной неприязни. Но для Оливера они стали какими-то сугубо персонифицированными. Все из-за Маркуса Флинта, будь он неладен. Они не только играли друг против друга, а как будто боролись не на жизнь, а на смерть. Но вместе с тем, где-то глубоко-глубоко внутри, признавали силу и умения соперника. Даже когда Слизерин праздновал очередную победу, и на лице Флинта расползалась самая мерзкая и противная ухмылка, Оливер знал, что победа досталась ему самой нелегкой ценой. И Маркус это тоже знал. Даже когда они играли грубо, нечестно и откровенно бездарно, они не теряли целеустремленности и всегда добивались своего. И это знал Оливер. И это не давало ему сдаться, заставляя ночи напролет зависать над книжками по квиддичу и загонять команду при любом удобном случае. Слизеринцы же как будто делали им одолжение, каждый раз выходя на поле. И выигрывали, используя самые мерзкие ходы. Ударить противника побольнее, наполнить его сердце разочарованием и горечью. Чем не достойная цель? Флинту она более чем нравилась. Особенно, когда побежденная команда уходила в раздевалку, и их капитан шел последним, опустив голову в почти что отчаянии. О, оно определенно того стоило. Монтегю мог сколько угодно смеяться над ним по этому поводу, но он не собирался проигрывать этому хиляку с большими карими глазами, как у мелкого рогатого. Но Грэхем не просто смеялся. Наблюдая за таким яростным противостоянием, он все больше и больше убеждался, что такое крепкое и сильное чувство не только взаимно, но и будет разделено. Пару лет он просто развлекался, участвуя во всех этих стычках и конфликтах. А с приходом в команду гениального Поттера, взаимная ненависть вышла на новый виток, и он предпочел отступить, наблюдая и оценивая ситуацию. Здесь, возможно, стоит действовать более тонко и брать гриффиндорцев не только грубой силой и напором, но и хитростью. А еще взять в расчет гормональную бурю пубертатного периода, когда душевые все чаще и чаще заняты, а неудовлетворенное желание выливается в усиленные тренировки. У него складывается впечатление, что Флинт, раз за разом выбивая пыль из гриффиндорского капитана, волей-неволей, неосознанно подводит Вуда к иному воплощению их страстной ненависти. Наблюдая эти валяния в траве и удары в полсилы, ему кажется, что, еще немного, и возня превратится в объятия, а укусы – в поцелуи. И насмешка не заставляет себя ждать. Ему даже завидно в какой-то момент, если он не ошибся с перспективой. И он даже высказывает это предположение вслух, на обратном пути к замку. На что тут же получает болезненный тычок в бок. – Следи за словами, Грэх, – возмущается Маркус, но как-то уж слишком деланно. – Сдался он мне… – О, так не этого Вуда ты зовешь по ночам, а какого-то другого? – подкалывает его Монтегю. – Врешь ты все, – Флинт и злится и пугается такого заявления – а вдруг правда? – Естественно, вру, – смеется тот. – Ведь я и так видел, как ты на него дрочишь. За что получает еще один тычок. – Следи за собой, извращенец. Можно подумать ты святой со своими то Уизли, то Блетчли. – Ну, что поделаешь? Нравятся мне рыжие, – хихикает Монтегю, а сам внутренне удивляется – заметил все-таки. А ведь он ни словом, ни делом никогда даже не намекал, а Марк все равно увидел его заинтересованность и сделал правильные выводы. Те, кто считают его тупым и недалеким, сильно ошибаются. Все это – фикция, пыль в глаза. Весьма удобная в большинстве случаев. – Хотя, знаешь, сама идейка неплоха, – вдруг выдает Флинт, и Грэхем от удивления даже сбивается с шага. – Которая? – Сблизиться с гриффиндорцами, втереться в доверие, выведать секреты и дезориентировать их на матче, – рассказывает он, и Монтегю злорадно усмехается. – Правда думаешь, что это сработает? Прости друг, но тебе навряд ли удастся кого-либо из них охмурить с твоим-то характером и внешностью, – сомневается он. – О, я знаю человека, который мне не откажет, – ухмыляется Флинт, и Грэх понимает, что – вот та хитрость и тайный план, которые добавят красоты и интриги в их последующие отношения. И он с удовольствием в этом поучаствует.
*** – Ненавижу зеленый горошек, – бухтит Рон, ковыряясь вилкой в рагу. – Так не ешь, – предлагает Гарри, и тут же к ним цепляется проходящий мимо Малфой со своей свитой. – Что, Потти, учишь Уизела уму-разуму? – ерничает он, на что Рон тут же вскакивает с места. – Да я тебе сейчас… Над ним сразу же нависает Крэббо-Гойловская туча, но он не теряется, а пихает одного в сторону, другому отдавливает ногу. Малфой бросается к Гарри, и тот защищается, пиная его под коленку. Начинается бурная возня, и старшие курсы подтягиваются, чтобы их успокоить. – Гарри, прекрати, – пытается остановить его Вуд, оказавшись ближе всех. В одной руке у него смятая бумажка, исписанная линиями и стрелками, в другой – стакан томатного сока. И, конечно же, в порыве, он про него забывает, дергает рукой, и подошедшие Монтегю и Флинт оказываются облиты. Маркус сатанеет в момент, кидаясь на Вуда. Младшие поддерживают их нестройным хором и продолжают возиться. Грэхем очищает мантию заклинанием и отходит в сторонку, флегматично наблюдая за кучей дерущихся. И только строгий голос Макгонагалл приводит всех в чувство. – Немедленно прекратите, – тела застывают, а потом неохотно отрываются друг от друга. – Это Поттер начал, – тут же врет Драко, на что гриффиндорцы отвечают возмущенными возгласами. – А вы поддержали, я смотрю, мистер Малфой, – продолжает сурово декан. – С обоих факультетов по 20 баллов. Она обращает холодный взгляд на Вуда и Флинта. – А вы, как старшие, должны были остановить потасовку, а не вступать в нее. После уроков в мой кабинет на отработку, – непреклонно говорит она. – Мистер Монтегю, вас это тоже касается. – Но… – В профилактических целях, – заканчивает она и уходит за преподавательский стол. Спорщики разбредаются по своим местам, сердито посматривая друг на друга. Но наказание – есть наказание. – Все из-за твоего гороха, Рон, – сердито подводит итог Гермиона. – Это все из-за Малфоя, – взрывается тот. – Да тише вы, а то опять попадет, – злится Гарри, и они, наконец, притихают, ожесточенно поглядывая на слизеринский стол. Там тоже идет недовольная перепалка. Малфой пытается скрыть ехидное удовольствие, а Флинт по привычке переругивается с Монтегю. – А у меня, между прочим, были планы, – сетует тот. – У меня тоже – начистить ему морду еще раз, – злобно фыркает Маркус. – Как думаешь, что за отработку придумает кошатница? – устало спрашивает Монтегю, но Флинт сейчас навряд ли беспокоится об этом. – Да плевать, – отмахивается тот. Прямо сейчас все его внимание сосредоточено на гриффиндорском капитане. Кончик языка Вуда скользит по губам, слизывая кровь с царапины, и он ловит себя на том, что не может оторвать от него взгляд. После уроков они втроем оказываются у кабинета Трансфигурации почти одновременно. Попытались было потолкаться в дверях, но Макгонагалл их быстро остановила. Они рассаживаются за парты, и она осуждающе вздыхает. – Ваша отработка будет заключаться в эссе. Как минимум на пять пергаментов длиной. Я прекрасно осведомлена о том, что вы двое, – она указывает на Вуда и Флинта, – обожаете квиддич. А вот почему обожаете, вы мне и напишите. Мистер Монтегю, вы можете писать о чем-то другом, что любите, вместо квиддича. Они потрясенно молчат несколько секунд, а потом Монтегю сдавленно прыскает в кулак. Ну и меры наказания у старой кошки. Капитаны кидают на него злобный взгляд, а Макгонагалл выразительно молчит. – Приступайте. Она садится проверять работы пятикурсников, а они склоняются над пергаментами. А ведь это та еще задачка: пять пергаментов – не два и не три. Но стоит только начать, как писанина затягивает. Монтегю пишет о бабочках. Не то, чтобы они были такой уж страстью, но квиддич на их фоне почему-то проигрывает. Однажды на каникулах, пару лет назад, четырехлетний кузен заставил его немало часов провести в саду, отлавливая живых прелестниц. Ребенок, конечно же, мало что в них понимал, но Грэхем проникся. Без фанатизма, но с определенной долей восхищения и любования чем-то мимолетно и незабываемо прекрасным. Как морозный ранний закат или первая гроза. Это, пожалуй, был его единственный «грешок» на поприще сентиментальности, к которому он не относился со скепсисом. Они корпели чуть больше двух часов. Монтегю даже закончил раньше, дожидаясь Флинта и проверяя ошибки. А Флинт с Вудом опять-таки проявили синхронность, одновременно подорвавшись к преподавательскому столу. Макгонагалл приняла работы, проверила наличие всех пяти листов, вернула обратно и серьезно воззрилась на троицу. – Мистер Вуд, мистер Флинт, а теперь обменяйтесь… – Кольцами, – задушено хихикает Монтегю, и опять получает злобные взгляды. – Работами, – давит декан. – Я надеюсь, это поможет вам лучше понять друг друга и прекратить эти бессмысленные драки. В противном случае, если подобное повторится, я отстраню вас обоих не только от тренировок, но и от игр. Будьте уверены, это в моих силах. А вашу работу, мистер Монтегю, в следующий раз я прочту перед всем потоком. Быть может, это заставит вас перестать быть таким легкомысленным. Теперь, можете быть свободны. Они выходят из кабинета, и Вуд торопливо исчезает. – Держу пари, там бред полнейший, – хмыкает Маркус, смотря ему вслед. – Держу пари, Вуд подумал то же самое, – смеется Грэхем. – А о чем ты писал? – интересуется тот. – Не скажу, – отмахивается он. – Зная вас – все тайное скоро станет явным, так что пусть будет сюрприз. Что будешь делать, когда тебя отстранят? Она ведь не шутила. – Не отстранят, – протестует Флинт. – Стоит только не попадаться на глаза и дело с концом. Монтегю лишь усмехается на это. Старая кошка и не подозревает, что дала им козыри в руки, раскрыла их друг перед другом, и теперь у них найдется еще больше причин для издевательств. Или это был некий тонкий расчет? И она, и правда, надеялась, что они поймут друг друга и сделают шаг к примирению? Кто знает? В их случае не угадаешь. – Дашь потом почитать? – улыбается он. – Да я всю команду заставлю выучить наизусть, – предвкушающе обещает Флинт. – И только попробуйте не воспользоваться этим.
*** «Летать для меня как дышать. Я хочу есть, и я ем, хочу спать – сплю. Хочу летать, и иду на поле. Это естественно. В игре правила не меняются, но каждый раз она – разная. Как новый день, не похожий на вчерашний. Я живу ею…» Оливер сосредоточенно вылавливает каждое слово. Они выплавляются у него в мозгу индийской сутрой, которую он теперь будет читать каждое утро вместо молитвы. Какой, к черту, индуизм, когда тут такие откровения? Мерлин, он и не знал, что Флинт такой. Ему не важен сейчас слог, ошибки и художественные сравнения. Он читает между строк и видит душу, настолько же увлеченную квиддичем, как и у него. Это не просто игровое соперничество или противостояние факультетов. Они как будто столкнулись сердцем, и Вуд понимает, что больше никогда уже не сможет смотреть на Флинта по-прежнему. Черт, черт, черт… Он не просто не сможет, он не захочет. Теперь, когда он знает, каков тот на самом деле. В десятый раз перечитывая криво исписанные пергаменты, он ловит себя на мысли, что было бы, если… Если бы они были на одном факультете – они бы были непобедимы! Или, если бы были не в Гриффиндоре и Слизерине, – их противостояние было бы только в игре, и они могли бы не ненавидеть друг друга за пределами поля. Возможно, они могли бы даже общаться. Нет, не дружить, но просто хоть раз спокойно поговорить и выяснить, наконец, что же мешает им нормально сосуществовать. Оливер тешит себя надеждой и одновременно пугается подобных мыслей. Если даже сейчас они не хотят ничего сделать со своим противоборством, какой смысл гадать на неизвестное? Даже несмотря на то, что он сидит сейчас на Прорицании. – Я вижу над тобой ужасную беду, – Трелони изменяет своей привычке и на этот раз зависает не только над Поттером. – Смерть принесет тебе… Ее голос пропадает под дружными смешками однокурсников, а Оливер вздрагивает. Он не верит во всю эту чушь с предсказаниями. По крайней мере, не от Трелони. Гораздо более дурной знак он видит в ехидничающих и довольно на него посматривающих слизеринцах, выходящих с Зелий. От Снейпа даже любимый курс улыбающимся не выходит, так что сомневаться не приходится. Флинт наверняка уже понаделал копий его эссе и раздал всем желающим. И, конечно же, вечером на тренировке они не могут пройти мимо гриффиндорцев спокойно. – «Ах, если бы вы только знали, как я люблю квиддич!» – начинается с задних рядов. – «Нет ничего лучше свиста ветра в волосах и синего неба над головой», – противными голосами подхватывает середина. – «Квиддич – это моя жизнь», – ехидничают впередиидущие, и гриффиндорцы в недоумении застывают. – Чего это они? – удивляется Алисия, придерживая Вуда за рукав. – Чтоб я знал, – отнекивается тот, стараясь не краснеть. – Ну, что, «вратарь всех времен и народов», – подначивает Флинт, останавливаясь вплотную напротив Оливера. – Следующую игру ты нам тоже сольешь? Ведь «никакими усилиями и тренировками не достичь высот без должной страсти и любви к этой игре». Вуд звереет и накидывается на него, но обе команды их быстро растаскивают, завидя на горизонте мадам Хуч, контролирующую тренировки. – Не думай, что тебе это сойдет с рук, тупой тролль, – шипит Оливер, поправляя измятую мантию. – Правда думаешь, что этим нас запугаешь? – рычит в ответ Флинт, и Монтегю поспешно уводит его к раздевалкам. – Оливер, что это сейчас было? – начинает Анджелина, и ее поддерживают близнецы. – Кого это Флинт цитировал? Вуд в ответ лишь машет рукой, мол слизеринцы, как обычно, плюются ядом, и пытается отцепить застрявший ремешок защиты на руке. Команда рассредоточивается по полю, начиная разминку, а к Вуду подходит Спиннет. – Лив, вы от этого сами еще не устали? – она отодвигает его руку и спокойно расстегивает пряжку с первого раза. – Что произошло? – Не устали, как видишь, – грубит он и тут же поднимает руку в извиняющемся жесте. – Прости, он просто придурок. – Придурком он был и вчера. Зачем так яростно реагировать? – она придирчиво перебирает прутья метлы и одновременно бросает на него заинтересованный взгляд. – Что между вами происходит? И почему он назвал тебя «вратарем всех времен и народов»? Оливер вздыхает, решая рассказывать или нет. Алисия хоть и младше, но «свой в доску парень», они дружат с самого ее поступления, и он может доверить ей все, что угодно. – Это из-за отработки Макгонагалл, – они заканчивают с наклонами и переходят к растяжке. – Она задала нам написать эссе о том, почему мы любим квиддич, и прочитать друг у друга. – И почему тогда Фред и Джордж не кричат о том, как Флинт его любит? – улыбается она, и так уже зная ответ. Вуд не такой человек. Даже в запале, он не сказал бы того, что узнал, при всех. Только один на один. Он ведь честен до мозга костей. Хотя, женская интуиция подсказывает, что все может быть не так просто. – Ну, не могу я так, Ал, – Вуд торопливо хватает метлу, заканчивая упражнения и стараясь уйти от неудобного разговора. – И не хочу опускаться до их уровня. – А мне сдается, что не только поэтому, – она догоняет его, пристраиваясь рядом. – Ничего подобного, – отнекивается Вуд. – Может быть, – не настаивает она. – Но, Лив, ты всегда можешь с нами об этом поговорить. Или, хотя бы, со мной. – Хорошо, как только буду знать, о чем говорить, – соглашается он, и они выходят на позиции, начиная тренировку.
*** Неожиданный ливень застает его почти у самого замка. Вуд спешит к воротам под навес, забывая про водоотталкивающие чары. Торопливо отряхивается и не замечает Флинта, лениво рассматривающего капли дождя. Оливер врезается в него на полном ходу, и слизеринец тут же толкает его в ответ. – Глаза разуй, дятел, – рычит Флинт, а Оливер переступает с ноги на ногу, потирая локоть. – Не рассыплешься, тупой тролль, – язвит он в ответ и спешит убраться с места встречи. – Что, дружки кинули тебя в выходной? – несется ехидное вслед, и он оборачивается, парируя. – А твои, наконец, устали от твоей тупости? – Я тебя урою, Вуд, – тут же дергается к нему Маркус, хватая за мантию и прижимая к стене. – Устанешь, пока будешь рыть и проиграешь нам с позорным счетом, – лениво отвечает Оливер, внезапно меняя озлобленность на скрытый интерес. После того эссе, он больше не может продолжать эти стычки. Хочется хоть раз спокойно поговорить. Или чтобы вместо оскорблений Флинт просто прошел мимо, не сказав ни слова. – Не надейся, – Флинт его отпускает, настороженно разглядывая необычную реакцию. Оливер отряхивает мантию и уходит во внутренний двор. А Флинт хмурится, размышляя. Какой-то странный сегодня гриф. С того времени Вуд перестает на него реагировать. Нет, он так же огрызается и дерется, когда провоцируют, но сам никаких шагов не делает. Как будто Слизерин превратился из непреодолимой команды в обычного соперника вроде Равенкло. И это злит Флинта больше всего. Ему хочется хорошей драки с выбитыми зубами, и чтобы Вуд снова видел в нем врага, а не простого охотника. – Ты по нему скучаешь, что ли? – смеется Монтегю. Флинт, нагло развалившийся на кровати старосты, запускает в него учебником по гербологии. – Да иди ты! – в сердцах восклицает он. – «Скучаю»! Этот гребанный гриф бесит меня до невозможности! – Может быть, – кивает Грэхем, потирая ушибленную макушку. – А еще ты хранишь его эссе в прикроватной тумбочке как самое дорогое. – Эту бредятину? – возмущается Маркус. – Да она у Малфоя где-то валялась. – Ага, одна из копий. А оригинал? – не отстает Монтегю. – Просто ты скажи, и, если что, ребята оставят твоего «олененка» в покое. – Ты на что это намекаешь? – Флинт злится уже не на шутку, глядя, как тот смеется. – Ни на что, – отвечает Монтегю. – Просто тебя, по всей видимости, тоже затягивает эта игра. Смотри, не обожгись. – Без тебя знаю, – фыркает он. Игра игрой, но он не думал ни о чем таком. Грэх иногда бывает слишком мнителен и горазд выдумывать невесть что. Так что с предупреждениями он лезет напрасно. Та романтичная хрень, которую написал Вуд в эссе, вызвала у него только приступ безудержного смеха до икоты. Ничего компрометирующего или полезного про их команду там не было. А вздыхать о радости полетов он и сам может. На встречах между тренировками они продолжают свои подначки и даже придумывают Вуду еще несколько обидных прозвищ, типа «Сопливого Квоффла» и «Капитана Нытика». Тот привычно огрызается, но слишком быстро теряет интерес к препирательствам. Это злит Маркуса еще больше и вынуждает идти на крайние меры. Как-то раз они с Монтегю засекают Вуда после отбоя, засидевшимся в переходах между классами за «Квиддичным обозревателем». Подкарауливая у одной из вращающихся лестниц, Флинт достает палочку, и Монтегю тут же его останавливает, намекая, что вполне можно обойтись и снятыми старостой баллами. Но Флинт лишь шипит на него, кидая простенькое толкающее заклинание в поднимающуюся спину. Журнал взлетает вверх, когда Вуд взмахивает руками и, потеряв равновесие, неуклюже падает вперед. Разбивает подбородок и колени в кровь и вывихивает правое запястье. Флинт кровожадно скалится, а Грэхем лишь качает головой. Слишком грубо. Да и в следующий раз Вуд может упасть не так удачно, и играть грифам придется без своего капитана. Флинт так встречает его еще несколько раз, и к Рождеству Монтегю уже всерьез опасается за жизнь Вуда и за разум Маркуса. Последний просто сходит с ума. Чем больше он напирает, тем глубже Вуд уходит в оборону. Легкий шепоток ползет по старшим курсам, но быстро теряет актуальность, сменяясь ежедневно пополняемыми пересудами о противостоянии Малфоя и Поттера. Вот кто не заботится ни о каких формальностях, смело вступая в каждый новый раунд. В конце концов, на Святочном балу, наблюдая за уверенным танцем Вуда и Спиннет, Грэхем не выдерживает. Говорить что-то Марку сейчас бесполезно, поэтому он решает действовать сам. Последний поход в Запретную секцию библиотеки подкинул ему весьма интересную идею, как можно попробовать «помирить» двух капитанов. Обладая весьма привлекательной внешностью, он может приглашать кого угодно, не боясь отказа. И против одного из долговязых Уизли его харизма определенно может сработать. Он безошибочно определяет Фреда и направляется к их столу. Джордж – натурал, как донесла разведка, а вот второго близнеца можно будет попытаться смутить. Хотя, одна только картина онемевших от шока гриффиндорцев уже стоила этой попытки. По залу прокатывается восхищенный вздох удивления, смех и даже присвист. Слизеринцы на это лишь фыркают, беззлобно ехидничая и заговорщицки улыбаясь. Мало у кого хватало смелости пригласить на танец человека одного с ним пола. Особенно на Балу. Да и такие отношения обычно не афишировались, хотя и вполне принимались. Удовлетворившись реакцией окружающих, Монтегю уверенно ведет рыжего на танцпол. Тот привычно скалится, заинтересованно рассматривая партнера. Определенно кто-то что-то задумал. – И к чему такая показуха? – заинтригованно спрашивает Фред. Ему на самом деле интересно. Он ждет подставы, но, чем черт не шутит, вдруг слизеринец сразу проговорится. – Ну, не все же вам привлекать внимание, – Грэхем не скрывает коварную усмешку. – Завидно? – Еще бы, – смеется он. – А вообще, Уизли, дело есть. Весьма, так сказать, пикантное. – А ты, и вправду, думаешь, что мы будем вести с вами дела? – притворно журит его Фред, про себя удивляясь. – Бедный, наивный слизень. – Спасибо за комплимент, – Грэхем прижимает его сильнее, откидываясь вместе с ним в провокационном па. – Но я говорил не о «вас», а о тебе конкретно. – Обо мне и о… тебе? – улыбка на губах гриффиндорца застывает, и Монтегю держится из последних сил, чтобы не засмеяться ему прямо в лицо. – Именно. Только не в том смысле, в котором ты успел подумать. Ты мне, конечно, весьма и весьма интересен, но я не люблю рыжих, – лукавит он, продолжая следить за реакцией. – Какая жалость, – Уизли собирается в момент, возвращая колкость и взгляд. Между ними возникает странное напряжение, запутавшееся в намеках. И, на миг пугаясь его, Фред все-таки решает продолжить эту игру. – Ну, так что за дело, Монтегю? – О, тебе понравится, – обещает тот. – Макгонагалл собирается отстранить наших капитанов, если еще раз застукает за дракой. – И в чем проблема? Это вы обычно лезете на рожон, – протестует Фред. – Уж кто бы говорил, – фыркает Монтегю. – Сойдемся на том, что оба хороши. Фред склоняет голову набок и с интересом смотрит на него. Сойтись? Он сейчас так шутит? Слизеринец бросает предупреждающий взгляд и продолжает. – Так вот. Думаю, ты и сам прекрасно видишь, что ситуация накаляется. Так что такая нерадостная перспектива весьма вероятна. Поэтому предлагаю направить их энергию в более мирное русло. – Ты сейчас так шутишь? Или вместо сока хлебнул огневиски и, в порыве гуманизма, говоришь вполне серьезно, хоть и неадекватно? – предполагает Фред, смотря на него, действительно, как на сумасшедшего. Со смесью жалости и недоумения. – Ни то, ни другое, – Монтегю спокойно улыбается, ожидая, когда до Уизли дойдет, параллельно наслаждаясь гибким телом в руках. Он лениво рассматривает веснушки на скулах, замечая, как у грифа краснеют кончики ушей. – Только если ты не пылаешь страстью к вашему капитану, конечно. – Не той, – хихикает Фред и более-менее приходит в себя. – А тебе какой резон исполнять роль толстозадого Купидона? – И опять, спасибо за комплимент, Уизли. Смотрю, моя персона весьма популярна в ваших рядах, раз речь пошла о моем заде, – Монтегю переиначивает и придирается к словам, настолько нагло флиртуя, что даже Уизли сразу не догадается. – Ну, ничего себе у тебя самомнение, – восхищается Фред, но не дает сбить себя с толку. – Всегда пожалуйста, – Грэхем обворожительно улыбается. – Но, как я тебе и сказал, меня волнует лишь перспектива самой скучной игры за последние лет пять. Без Вуда, Поттер вас и с двумя снитчами не вытянет. – О, так ты высокого мнения об Оливере, – констатирует тот. – Я не вижу смысла отрицать правду, – пожимает плечами слизеринец. Вальс сменяется более медленной композицией, и он немного отодвигается от партнера. – Да, да, ты не ослышался. Он поднимает глаза к потолку, выражая свое недовольство недалекостью оппонента. – Это вообще-то пугает, – объясняет Фред. – И чего ты хочешь от меня? – Помощи, естественно, – отвечает Монтегю. – Откуда мне знать, что это не ваш очередной заговор? – прищуривается тот. – А мне может Нерушимую клятву дать, чтобы ты, наконец, перестал дрожать от страха? – выдержка дает трещину, и он торопливо прикусывает язык. – Мы с тобой оба в командах, Монтегю. И ты сейчас говоришь о моем друге и капитане. И о своем вроде как друге и капитане. А цели преследуешь чисто слизеринские? Поднасрать и съебаться бочком? – Уизли тоже начинает злиться, и, сквозь застывшую на губах улыбку, злость эта выглядит очень внушительно. – Да я и не отрицаю того факта, Уизли, что ты мне хрен поверишь без каких-либо гарантий, подтверждающих мои добрые намерения. Так что готов к обязательствам. Взаимным, – усмехается он, игнорируя его злость и выделяя последнее слово. – Ага, ты на мне женишься, – фыркает Уизли, не веря. – Я уже сказал, что ты не в моем вкусе. Ты нудный, Уизел, – подначивает Грэхем. – А ты слишком самонадеян для слизеринца, Монтегю, – парирует тот и задумчиво кивает. – Но согласен обсудить «обязательства» позже, в приватной обстановке. – Хорошо. И надеюсь, этот разговор не уйдет дальше одного Уизли, – предупреждает Грэхем. – Смотря какого, нас много, – Фред показывает ему язык и разрывает объятия, возвращаясь к гриффиндорцам. Монтегю идет к Маркусу, и к ним тут же неторопливо подтягиваются Пьюси и Боул. Только они начинают выспрашивать о причинах необычного поведения, как карман парадной мантии Грэхема взрывается с негромким хлопком, выбрасывая фонтан конфетти и обрывки этой самой мантии. Блестящие бумажки накрывают облаком их стол и всех присутствующих, а когда оседают, глядя на рассерженные лица слизеринцев, Монтегю может только захохотать. – Вот ведь, паршивец!
*** Выходку Монтегю и реакцию Фреда обсуждают еще неделю. Судачат в коридорах, оглядываются на рыжих и хихикают на уроках. Близнецы же на все это лишь ослепительно улыбаются, и, глядя, как один из них довольно часто краснеет, становится слишком просто определить кто из них Фред. Поэтому встречаются они только после выходных. Монтегю зажимает его в нише между вторым и третьим этажами после отбоя и шепчет в самые губы. – Ты должен мне мантию, Уизли. – Я – «бесприданница», милый. Так что, это ты будешь меня обеспечивать, – ехидничает Фред, продолжая флирт. – Договорились, с моей стороны обязательства будут материальными, – тут же подхватывает слизеринец и отпускает его. – Весьма и весьма, – предупреждает тот. – Смотри, как бы ничего не лопнуло, – парирует Монтегю. – Тогда ты, в ответ, сходишь со мной кое-куда. – Я же не в твоем вкусе, – подкалывает Уизли, внутренне подбираясь. – Вкусы можно пересмотреть, а ты не обольщайся раньше времени, – осаживает его Монтегю. У него на Уизли большие планы, и свидание с ним, хоть и не на последнем, но и не на первом месте. Пока. Надо еще понаблюдать за ним. – Ты сейчас разбиваешь мне сердце, – притворно всхлипывает тот. – Я тебя еще не видел голым, чтобы оценить «по достоинству», – улыбается он на эти кривляния. – Ну что, будешь слушать или мы так и будем танцевать вокруг да около? – Буду, – хмыкает Фред, охотно заканчивая с любезностями. Вообще, он посматривал на слизеринцев. В чисто физическом плане, потому что с морально-этическим были всем известные проблемы. Дурацкие предрассудки мешали, обычно, только младшим курсам, старшие же весьма терпимо относились к предвзятому отношению со всех четырех сторон. За известными исключениями. И, конечно же, он обращал внимание на Монтегю. Худощавый, достаточно жилистый, выше него почти на голову, темноволосый и вполне привлекательный юноша подкупал своей харизмой весьма скрытного, но приятного в общении человека. Да и в квиддиче тот был выше всяких похвал. Близнецы любили разыгрывать, придуманные Вудом, комбинации со свойственным им азартом и сами с удовольствием импровизировали, поэтому, когда на пути возникали охотники Слизерина, уйти от них было делом высшего пилотажа. Играть с Монтегю было интересно. А это неожиданно прозвучавшее на Балу предложение было настолько интригующим, что Фред не смог отказать. Гриффиндорцы, конечно, были в шоке. Даже привычные к безумствам близнецов, они посчитали эту выходку чересчур безрассудной. Хоть и не осуждали, но предпочитали смотреть на это только сквозь призму чудаковатости рыжих. Единственным, кто поддержал его был, конечно же, Джордж. И, как ни странно, Оливер. С Джо все понятно – они, как одно целое, не могли не разделять общих взглядов на авантюры. А вот Вуд просто задумчиво посмотрел на Уизли и пожал плечами. Во Фреде, как в игроке, он был уверен, а вмешиваться в личную жизнь не собирался. – Я сказал, что ты пригласил меня на свидание, – вспоминает Фред. – Это, наверное, самое правдоподобное объяснение, почему ты ко мне подошел. – Я хотел предложить то же самое, – кивает Монтегю. – Фальшивые отношения будут прикрытием наших настоящих дел. – И что же ты придумал? – ерничает тот. – О, ничего такого, что бы ты еще не делал, – Грэхем возвращает колкость и с интересом посматривает на рыжего. Черт, а ведь он красив. И рыжие ему действительно нравятся, как бы он ни открещивался. И эта близость сейчас будоражит кровь, путая мысли и сбивая дыхание. – Прогулку в Запретный лес. – И всего-то? – Фред разочарованно надувает губы и вздыхает. Он ожидал большего. Слизерин действительно не умеет развлекаться. – Дослушай, прежде чем делать выводы, – останавливает тот его. – Более чем уверен, что ты со своим братцем уже давно облазил всю Запретную секцию библиотеки вдоль и поперек. Но, наверняка, вы пропустили разделы с Гербологией и опасными видами растений. – Мы прошлись «по верхам», – пожимает плечами Фред. – А ты нашел там что-то интересное? – Нашел. Траву, помогающую в исполнении желаний, – кивает Монтегю. – Угу, траву. В лесу. Замечательно, – фыркает Уизли и показушно зевает. – Не думал, что ты такой скучный, слизень. Видать, только на игре можешь выдать что-то полезное. – Скучно не будет, – злится Монтегю. Это обидно, в конце-то концов, и он не думал, что пакостник Уизли будет таким ехидным занудой. – Ее сначала найти нужно. А чтобы она выполнила желание и вовсе приложить массу усилий. Мне казалось, что ты более импульсивен с таким-то характером. – А я и не думал, что ты такой обидчивый. Сложно будет с тобой «встречаться», – прыскает в кулак Уизли, и Монтегю понимает, что тот просто издевается над ним, проверяя границы терпения и серьезность намерений. – Учти это в следующий раз, – он окидывает его предупреждающим взглядом, на что Уизли лишь шире улыбается. – Обязательно. Итак, трава. Расскажи подробнее. Монтегю, немного подумав, вздыхает. Теперь уже нет смысла поворачивать назад, и остается только воплотить в жизнь его план. Эх, Флинт, если все пройдет удачно, то ты должен будешь им по гроб жизни. – Трава эта имеет длинное название на латыни, что тебе, конечно же, ничего не скажет, но дословно что-то вроде «стань ближе к желаемому, всем сердцем». Тонкая, маленькая, растет у подножия старых сосен. Имеет голубоватый цвет. – Сразу вопрос, Монтегю, где мы возьмем ее, когда на носу февраль? – Уизли досадливо фыркает. – Или будем высаживать ее в оранжерее Спраут? – Ты меня слышал? Я говорил о Запретном лесе, – отвечает тот. – Мы ее там должны найти. И растет она в любое время года, если захотеть. – «Захотеть», это как? – прищуривается рыжий. – Узнаешь, если не будешь перебивать, – и Уизли торопливо кивает, обращаясь в слух. – Так вот. Нужно просто найти старые, оставшиеся с осени, побеги. Поливать их сладкой водой, а когда вырастут, сорвать и подложить нашим капитанам. – Ага, в штаны, – опять ехидничает тот, и Монтегю взвивается. – Ты нарываешься, Уизли? – он прижимает его к стене, с силой давя локтем на горло. – Если передумал, то не ссы сказать это прямо. – Извини, правда, больше не буду, – сдавленно шепчет Фред. Кто же знал, что слизеринец только притворяется адекватным. – Твой язык тебя погубит, Уизел, – Монтегю отпускает его, успокаиваясь. – Может быть, – уже весело хмыкает Фред и опять подначивает. – Не думал, что ты любишь такие грубые «ласки». – Грубыми они будут, когда будем изображать перед другими влюбленную парочку, – с садистским удовольствием обнадеживает его слизеринец. – Звучит многообещающе, – не ведется Уизли и возвращается к прерванной теме. – И как эта трава работает? – Обычно, ею пользуются для привлечения успеха в делах и предприятиях. Неважно в каких, в злых или добрых. Поэтому-то она и оказалась в Запретной секции. Ее отыскивают перед каким-нибудь праздником, чтобы получить определенный результат. Перед Новым годом – чтобы достичь успеха в наступающем будущем, на Хэллоуин – чтобы в доме был достаток и изобилие, ну и подобное. Хотя, я не думаю, что желание должно быть привязано к конкретному празднику, главное – примечательная дата. Возможно, это как-то связано с нумерологией, но нам не нужно настолько глубоко в это вникать. – Перед праздником, говоришь? – задумывается Фред и бросает на него лукавый взгляд. – На горизонте День Святого Валентина. Ты что, хочешь их приворожить? – Вот еще, – отнекивается Монтегю. – Где будет тогда наша хваленая честная игра? Они просто сольют друг другу матч. Нам важен сам посыл. И дата эта весьма подходяща. Мы должны пожелать им понимания, терпения и примирения. Если утрировать. – То есть, подружить, – подытоживает Фред. – Ну, если можно это так назвать, – кивает тот. – Уже того, что они смогут нормально общаться будет достаточно, не думаешь? – Было бы неплохо, – соглашается Уизли. – Ты сказал, ее нужно поливать? – Да, каждую ночь за 17 дней до праздника. – Получается, у нас осталось около пяти дней, чтобы ее найти? – Именно. – Хочешь начать прямо сейчас? – интересуется Фред. – Ну, ты же сказал, что пошел на свидание, так что рано тебя не ждут, – усмехается Монтегю. – А за мной, как за старостой, не следят. – Ночью в Запретном лесу что-то искать? – сомневается Уизли и зябко поводит плечами. – Что, неужели бесстрашный Гриффиндор чего-то боится в ночном лесу? – продолжает скалиться Грэхем. Он тоже может ехидничать по поводу и без. – Конечно. Например, глаза в потемках выколоть, – Фред скептически смотрит на него. – Есть такое заклинание, «люмос» называется… – А есть и такое: «пинком-под-зад-из-школы-за-выход-в-Запретный-лес-после-отбоя». С «люмосом» нас поймают и свои из замка и, чего доброго, чужие из леса, – разъясняет он. – А днем нас еще быстрее поймают, – не соглашается Монтегю. – Так что выбора нет. Скоро полнолуние и в ближайшие дни снегопадов не обещали, так что вполне можно попытаться и без света. Фред недолго размышляет над ситуацией, а потом все-таки кивает. – Хорошо, пошли. Они, крадучись, спускаются на первый этаж. Шаги старика Филча тихим эхом доносятся откуда-то с лестниц, и Фред поторапливает замешкавшегося слизеринца. – В легкой мантии в лес пойдешь, чучело? – фыркает шепотом Монтегю и достает припрятанный заранее маленький сверток из тайника за доспехами. Он увеличивает его в две темно-серых мантии без опознавательных нашивок и передает одну Уизли. Тот уже собирается на выход во внутренний двор, как Монтегю опять его останавливает. – Ищем примерно часа два. Если что-то случится, друг друга не бросаем. Все-таки не развлекаться идем, – тихо и серьезно говорит он, заглядывая в глаза Фреда. – Хорошо, – отвечает тот так же серьезно, а потом, конечно же, подкалывает. – Не волнуйся, милый, я тебя не брошу. Монтегю отвешивает ему шутливый подзатыльник, и они, переругиваясь шепотом, вываливаются на морозный воздух. Монтегю был прав – света прибывающей луны вполне достаточно, чтобы не запинаться на каждом шагу. Снег на легком морозе искрит и переливается острыми бликами, а гладь Черного озера, затянутого льдом, вообще мерцает как зеркало. Правда в лесу это мало поможет. Они спускаются к хижине Хагрида по его же тропинке, чтобы не оставлять следов, и быстро приближаются к чернеющей громадине. Опушка рядом с хижиной вытоптана детскими следами, да и неглубокий подлесок прорежен игрой в снежки и прятки. Они забирают от подлеска вправо, двигаясь вдоль берега озера. – Думаешь, мы успеем обойти весь лес за пять дней? – негромко спрашивает Фред. Он не подает виду, но иногда боязливо оглядывается. – Нам и не нужен весь лес, – так же тихо отвечает Монтегю. – Много сосен растет по берегу, так что пройдемся здесь. К тому же, я не самоубийца, чтобы лезть ночью в чащу, особенно, перед полнолунием. – Трус. – Прагматик. – Эта подойдет? – Нужна более старая, а, значит, выше и мощнее. Отойдем вглубь. Подлесок достаточно молодой, и им приходится отходить все дальше и дальше, стараясь не терять из виду светящуюся равнину льда на озере. – Эта? – Вполне, – кивает Монтегю, останавливаясь у могучего ствола. Они переводят дух, отряхивая низы мантий от налипшего снега. На берегу сугробов почти нет, и они достаточно свободно передвигались, но чем дальше уходили от озера, тем больше зарывались в рыхлую белизну. А еще им обоим кажется, что в лесу холоднее, чем на открытом пространстве. Даже сквозь тепло от быстрого шага и форсирования снежных холмов, стылый холод чувствуется на порядок непривычнее заявленных минус десяти. – Здесь только мох и иголки, – сокрушенно выдыхает Фред, окапывая ствол с одной стороны. – Она должна расти почти на самом дереве у подножия, – рассказывает Монтегю. – Посмотри соседнюю. Они осматривают еще несколько деревьев, блуждая в темноте, пока Грэхем их не останавливает. – На сегодня все, Уизли. Время, – он переминается с ноги на ногу и отряхивает мокрые перчатки. – Не стану возражать, – в тон бурчит рыжий. – Отсюда идем прямо на берег. И постарайся запомнить место, где мы были и где выйдем, – инструктирует Грэхем. – Я запомню, но по следам и так будет видно, где мы рылись, – фыркает тот. – Всякое может быть, – серьезно отвечает Монтегю, про себя жалея, что не взял с собой какой-нибудь веревки или мелка, чтобы пометить осмотренные деревья. Колдовать здесь ночью он не решится ни за что. Они так же быстро возвращаются на берег, и теперь легко идут по кромке леса. Дыхание вырывается облачком пара с губ, над головой яркая гирлянда из звезд, под ногами скрипит снег. И все это настолько завораживающе отдает волшебством и холодной мистикой, что они невольно переглядываются. – Признаюсь, это было самое необычное свидание, на котором я мог бы побывать, – хихикает Фред. – Не зарекайся, – в тон ему отвечает Грэхем. – Стесняюсь спросить, ты такой же затейник и в постели? – продолжает скалиться Уизли, и Монтегю тут же ехидно парирует. – А ты сомневаешься и хочешь проверить? – это же Уизли – за словом в карман не полезет. С их хитростью, коварством и наглостью им нужно было в Слизерин поступать. – Мерлин упаси, – отмахивается рыжий и продолжает веселиться. – Много потерял, – отвечает Монтегю. – Было бы чего, – парирует тот, когда они подходят к замку. В коридоре Фред возвращает ему мантию и тут же зябко поеживается. – Завтра здесь же, через час после отбоя, – говорит Грэхем, и тот торопливо кивает. – И придержи пока язык за зубами, – он дергает его за рукав свитера, когда Уизли уже разворачивается. – Если не получится, будем выглядеть полными дураками. – Тогда не нужно сейчас меня таковым считать, – усмехается Фред и исчезает в коридоре. – Чао.
*** Следующей ночью они встречаются как и договорились. Лес по-прежнему тих и темен. Луна прячется за редкими облаками и тут же показывается вновь. Они без труда находят место, на которое вышли к берегу, но вот найти поляну и осмотренные деревья оказывается непросто. – Чертовщина какая-то… Монтегю, мы точно были здесь? – Уизли отрешенно чешет затылок, рассматривая девственно нетронутый снег. Если следы на берегу мог вылизать ветер, то в лесу их просто как будто и не было никогда, несмотря на все сугробы. – Были, – уверенно кивает тот и усмехается. – И это не чертовщина, Уизли, а Запретный лес. Здесь все может быть. Поэтому я тебя и предупреждал. Идем дальше. Он смело шагает с поляны вглубь, и Фред молча следует за ним, с опаской оглядываясь. Если с ними что-нибудь случится, искать их будут очень долго. А могут и вовсе не найти. На этот раз они осматривают чуть больше десятка деревьев. Молодой подлесок закончился, и они уходят дальше, в сторону затона. Здесь сугробов меньше, но и сосны все чаще перемежаются исполинскими пихтами и елями. Они идут в двух метрах друг от друга, внимательно исследуя деревья и стараясь производить как можно меньше шума. На берегу Уизли еще пытался шутить, но в чаще совсем притих, и Монтегю про себя довольно ухмыляется. Ему тоже здесь страшно. Но он старается не поддаваться панике. Это была его идея. Хитрая задумка, отдающая импульсивностью и, немного, безрассудством. А когда к ней примешивается страх и вполне реальная опасность, этот план становится абсолютно сумасшедшим. Но Грэхему почему-то кажется, что у них получится осуществить его без потерь. По крайней мере, без смертельных. Они ничего не находят. Ни в эту ночь, ни на третью, ни на четвертую. – Это наша последняя попытка, Уизли, – говорит Монтегю на пятый вечер, когда они опять встречаются в коридоре первого этажа. – Да знаю я, – недовольно отвечает Фред. – Ты уверен, что она существует вообще? – Более чем, – кивает тот, с интересом разглядывая раздражение на лице рыжего. – Тогда не будем терять время, – Уизли шагает вперед, и Монтегю понимает, что тот злится не на провал в поисках, а скорее из-за того, что думает, что прикладывает недостаточно усилий. Странный он. Да, все это смахивает на чистой воды авантюру, но Уизли воспринимает ее слишком серьезно. Как будто это последнее средство, которое может помочь. Он хмыкает про себя и торопится догнать рыжего. Луна, наконец, стала идеально круглой, и Монтегю чертыхается – в полнолуния ему не везет. Странный парадокс и, скорее всего, надуманный, но он не может не ловить себя на том, что перечисляет про себя ингредиенты «Феликс Фелицис», успокаиваясь. Надо было сварить его, наверное. Но кто знает, помогло бы оно в Запретном лесу или нет. Они обходят затон по широкой дуге, стараясь идти как можно ближе к чаще. Здесь много поваленных старых деревьев и земля холмистая, то идет на подъем, то скатывается в буерак. Они забирают ближе к озеру – сосен здесь становится все меньше, а подходящих и подавно. Уизли оскальзывается и цепляется за все стволы, попадающиеся навстречу, но прет как танк, не сворачивая с курса. Монтегю разочарованно вздыхает. Как бы они ни старались, но время вышло. Они поворачивают к озеру, и он сокращает дистанцию между ними, собирается сказать Уизли что-нибудь банально-утешающее. И, конечно же, тут же спотыкается, валится навзничь и шустро сползает с небольшого пригорка в незамеченный овраг. Он лежит несколько секунд неподвижно, проверяя не сломал ли чего, и слышит встревоженный шепот Фреда. – Эй, Монтегю, ты в порядке? – Нормально, – шипит он в ответ и дергает, зацепившуюся за какую-то корягу, мантию. А потом слышит легкий треск под собой, и уже через мгновение оказывается по уши в ледяной воде. На дне чертова оврага оказывается достаточно большая лужа, затянутая льдом и припорошенная снегом. С испугу он начинает бултыхаться, напрочь забывая про зацепившуюся мантию и про соблюдение тишины и осторожности. – Монтегю, успокойся, – максимально жестко говорит Фред, торопливо скользнувший к нему по склону. – Подними голову и выдохни. Титаническим усилием Грэхем отгоняет страх, сосредотачиваясь на голосе Уизли. – Не дергайся. Подними голову. Я сейчас отцеплю мантию, – Фред осторожно подкрадывается к старым корням и вытаскивает ткань. Почувствовав свободу, Грэхем тут же рыпается опять и садится на дно. Это действительно всего лишь лужа глубиной чуть выше его колен. Он встает на ноги, вышагивает из проруби и торопится к рыжему. – Ты только глянь… – Уизли стоит, задрав голову вверх, рассматривая исполинское дерево, почти сползшее по склону оврага. Мощные корни то поднимаются, то прячутся под землей, соединяясь в широкий кривой ствол метрового обхвата. Уизли опускает голову к подножию, и Монтегю тоже уже все видит. На границе со снежной гладью кора старого дерева искрится ярко-синими бликами замерзшего то ли мха, то ли лишайника. Фред торопливо шагает к дереву и опускается на колени, разрывая снег. Синий блеск стоит и тут, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять. – Мы нашли. – Уизли, если ты налюбовался, то мне хочется уже вернуться в замок, – тихо и раздельно говорит Грэхем. Радость проходит слишком быстро, почти мгновенно вытесняясь обжигающим с новой силой холодом. – Вот черт, ты же промок весь, – Фред тут же оборачивается и шагает к нему, хватая за плечи. – Весьма л-логичное наблюдение, – Грэхем не сдерживается, заикаясь, и чувствует, что своим губам он больше не хозяин. – Ты всегда нудишь в стрессовых ситуациях? – фыркает рыжий и, слыша удовлетворительное мычание в ответ, стягивает с себя шарф, шапку и мантию. – Раздевайся давай. – Ты придурок, Уизли. Завтра мы сюда не попадем, если оба свалимся с простудой, – медленно проговаривает Монтегю. Его неудержимо трясет, и он начинает переступать с ноги на ногу, боясь в конец потерять чувствительность. – До завтра ты помрешь от переохлаждения, – злобно цедит Фред. – Раздевайся. Монтегю начинает неуклюже ковыряться с застежкой, забыв про перчатки, и Уизли поспешно сам освобождает его руки, сбрасывая мокрые тряпки в снег. Быстро справляется с мантией, раскладывая ее на снегу, стягивает шапку, шарф, свитер и выдергивает из-за пояса рубашку. Кидает все это на мантию и быстро сворачивает в большой узел, обмотав конец шарфом. Так же торопливо закутывает Грэхема в свои вещи. Одевает в свитер, шапку натягивает почти на глаза, сверху прикрывая капюшоном мантии, а ее полы подбирает к животу и туго перематывает его шарфом поперек. В свои перчатки горячо дышит и просовывает в них ледяные пальцы Монтегю. У того синеют губы, и он до ужаса спокойно наблюдает за всей этой возней. – А теперь бежим, Монтегю. Как можно тише и как можно быстрее, – Фреда уже самого начинает сильно потряхивать, и он толкает его в сторону подъема. Тяжело пыхтя, они выбираются из оврага, и Уизли неистово тянет его за собой. Монтегю попытался было что-то возразить, но захлебнулся первым же глотком студеного воздуха. Он прикрывает рот рукой и перестает вырываться, следуя за Фредом. На берегу Уизли отпускает его, но несется так, что тот едва за ним поспевает, спотыкаясь и скользя. Он еще никогда в жизни так не бегал. Но в движении он почти не чувствует холода и боли от царапающихся заледеневших брюк. Ему страшно представлять, что он увидит, сняв их. На полном ходу они подлетают к замку. Грэхем тут же поворачивает к коридору в подземелье, но в последний момент оказывается схвачен и прижат к стене за углом. – Филч, – еле слышно выдыхает Уизли ему на ухо, и они замирают, прислушиваясь. Шаркающие шаги слишком медленно отдаляются, и Уизли, воровато оглянувшись, торопливо тянет Монтегю в противоположном направлении. – Куда?.. – тихонько шепчет тот, но Фред лишь машет рукой, быстро поднимаясь по лестнице и таща за собой слизеринца. – Потом. Лестницы кажутся Грэхему бесконечными, и он, к своему стыду, даже запутывается в этажах. Уизли вдруг останавливается в каком-то неприметном коридоре, вытянув его с пролетов. Зачем-то хаотично ходит взад-вперед перед пустой стеной, а потом в ней появляется дверь, и он поспешно заталкивает его в образовавшуюся комнату. – Раздевайся, – опять командует Уизли, толкая его к большому камину, жарко дышащему спокойным пламенем. – М-мы еще не в тех отношениях, У-уизли, – выстукивает зубами Монтегю. Мозг от холода почти отключается, выдавая на ходу почти стандартную подколку. – Придурок! Я забыл высушивающее заклинание, – Фред стягивает ботинки. В полутемной комнате, освещенной только пламенем, есть кресло, небольшой столик в углу с какой-то утварью и гора подушек перед камином. Уизли стягивает через голову рубашку и шагает к Монтегю, начав помогать избавляться от одежды. – Зато заживляющее помню, – бурчит он, когда дело доходит до помягчевших брюк слизеринца. Хуже всего дело обстоит с бедрами и коленями, и он торопливо достает палочку. – Я и с-сам могу, – начинает было Монтегю, но быстро замолкает под рассерженным взглядом, обращенным к его трясущимся пальцам. – Не сомневаюсь, – рыкает Уизли, и того окатывает успокаивающей волной магии. – Трусы снимай, гордый мой. Фред отворачивается и сосредоточенно оглядывает комнату на предмет одеяла или чего-то похожего. На спинке кресла обнаруживается большой мягкий плед, и он разворачивает его, шагая обратно к Монтегю. Худая спина абсолютно чистая, без единой родинки, лопатки торчат в разные стороны, копчик скрывается в подушках, а колени прижаты к груди. Когда взгляд останавливается на вздрагивающих плечах, Фред падает на подушки. Он усаживается за его спиной, тесно прижимаясь к ней грудью, коленями сжимает чужие бедра и укрывает их обоих пледом. Монтегю тут же цепляется за края, запахивая сильнее, и откидывается на его плечо. – Форсируешь, Уизли, – сонно бормочет он, а тот в ответ опять чертыхается. – А еще про мой язык что-то говорил. У самого мозги вообще отшибает, – ругается он и кое-как высовывает руку из захвата ткани. Каким-то чудом столик оказывается совсем рядом с ними. На нем – большие цветастые кружки из толстой керамики и пузатый чайник. От кружек идет пар, и Фред осторожно передает одну слизеринцу. Тот оставляет плед и хватается за горячие бока. Делает несколько небольших глотков и, наконец, блаженно выдыхает. Фред берет свою и тоже неторопливо отпивает оказавшийся в ней чай. На хороший толк, слизеринца надо было запихнуть в ванну для старост. В четвертом часу утра там наверняка никого нет. Разве что привидение Плаксы Миртл. Но Фред абсолютно про ванную забыл, сбитый с толку Филчем, спешкой и судорожными поисками способов согреться. А перед Выручай-комнатой он думал только о тепле – вот она и выдала ему камин, постеснявшись вместе с ним совместной ванны. Фред ловит себя на этой дурацкой мысли и расслабляется окончательно. Раз уж такие глупости лезут в голову, значит, уже все, отпустило. Он согревается и фыркает Монтегю в ухо. – Если не будешь это комментировать, то обещаю не поднимать цену твоих обязательств в нашем уговоре за спасение твоей задницы, – тихонько говорит он. – Пользуйся, пока я добрый. – В мою задницу тычется твой член – и это, по-твоему, спасение? – так же тихо бормочет Монтегю. – Это твоя величайшая удача, – хихикает Уизли, но тот на подначку не отвечает, проваливаясь в сон. Фред отставляет кружки в сторону и обхватывает Грэхема поперек груди обеими руками. От камина пышет жаром, и они быстро согреваются. Стараясь не заснуть следом, он медленно отодвигается чуть дальше к креслу, а потом укладывает слизеринца на бок, лицом к огню. Опять укрывает пледом и обнимает. А вот теперь можно и подремать немного. Утром им нужно будет заскочить в Больничное крыло к Помфри за Перцовым зельем.
Они безнадежно проспали, констатирует Фред, кося одним глазом в сторону громкого тиканья. У него болит голова и першит в горле. В шею тяжело сопит чужой нос, он осторожно отодвигается и разжимает объятия. – Ты – чертов спринтер, Уизли, – хрипит Монтегю, просыпаясь. – И тебе доброе утро, слизень, – сдавленно бормочет Фред, переворачиваясь на спину. Грэхем лишь фыркает в ответ и сонно улыбается. – С чем тебя сначала поздравить? С находкой или с первой ночью, проведенной вместе? – Сначала с простудой, – откашливается рыжий. – Нам надо к Помфри. И я уже говорил, что ты на мне женишься. – Заметано. Я всегда сверху. Он неторопливо встает. Не стесняясь наготы осматривает свои ноги, удивляясь неплохо подлеченным царапинам, и идет к брошенной одежде. Бесформенная куча все еще мокрая, и он высушивает ее заклинанием, а потом одевается. Фред посматривает на него сквозь полуопущенные ресницы и одергивает себя, когда фантазия поворачивает в совсем уж откровенное русло. – Хватит пялиться на меня, – довольно скалится Монтегю. – Сейчас не место и не время. Кстати, о месте – что это за комната? – Много будешь знать… – бурчит Фред и тоже встает. Накидывает рубашку и приглаживает руками волосы. – Значит, не скажешь? – Смотря, как попросишь. Твой долг растет не по дням, а по часам, – улыбается Уизли. – Не вопрос, – обещает Грэхем уже в дверях, и они выходят в коридор. Мадам Помфри, конечно же, устало вздыхает, выдавая им зелье. Зимой его запасы истощаются со скоростью света. А они, глотая горькую смесь, не могут заговорщицки не переглянуться, и расходятся по своим гостиным. Уизли опаздывает на Трансфигурацию, пропустив Зелья, а Монтегю решает вернуться в постель – вечером им опять придется идти в лес.
*** – Где тебя носило всю ночь? – Флинт заскакивает к нему после Гербологии. – Небось, тискался с этим грифом вместо того, чтобы вместе со мной слушать нытье Макгонагалл насчет экзаменов. Что ты в нем нашел, в этой долговязой рохле? – А тебе завидно? – смеется Монтегю, переворачивается набок и устраивает голову на локте. – Да нафиг надо, – отмахивается тот и сгружает стопку учебников и пергаментов на его стол. – Это ты у нас метишь на высший балл, не я. – А стоило бы, – послушно поддерживает другую тему Грэхем. – Твой отец тебя прибьет, если не сдашь. – Все равно, – лицо Маркуса болезненно кривится на мгновение, и Грэхем тут же прикусывает язык. – Целовались на Астрономической башне и простудились оба, – возвращается он к первому вопросу. Флинт отрешенно кивает и берет первую попавшуюся книгу. Недолго листает, чертыхается и опять откладывает. – Нахер. Все равно ничего не понимаю, – он падает в кресло, вытягивает ноги и прикрывает глаза. Монтегю лениво наблюдает за ним с минуту и вздыхает. – Ты опять с ним поругался? – С кем? – бормочет Флинт. – С Бэмби? Вот еще. Он от меня бегает. – И тебя это расстраивает? – скорее утверждает Монтегю. – Меня это бесит, – отзывается тот. – Вечером тренировка. – Помню, – кивает он, улавливая нежелание продолжать разговор. С каждым днем взаимное напряжение между Флинтом и Вудом возрастает, и Грэхем понимает, что со своей идеей он сейчас как никогда кстати. Давно пора было перевести их противостояние в другую ипостась. К вечеру он устало вял и выпивает еще одну порцию зелья. Маркуса не волнуют такие мелочи, как возможная простуда, и он проводит тренировку как обычно, не подозревая, что кому-то еще предстоит марш-бросок в Запретный лес. При встрече Уизли предлагает было взять метлы, но Монтегю отказывается рисковать, когда они только на полпути к задуманному. – Полетов мне на сегодня достаточно, – он демонстративно шмыгает носом. – Или ты собрался каждую ночь согревать меня своим телом? – Перебьешься, – естественно фыркает Уизли. – Ты хоть запомнил вчера то место, где мы были? – В отличие от некоторых, – кивает Монтегю и напоминает. – Вода. – Что «вода»? – теряется Фред и получает укоризненный взгляд. – Ее нужно поливать сладкой водой, – разъясняет тот и вытаскивает из кармана небольшую фляжку и пару кусочков сахара. – Трансфигурируй что-нибудь и идем к фонтану. Уизли недолго копается в своей мантии, превращает спичечный коробок в полупинтовую бутылку и наполняет ее во дворе в незамерзающем фонтане. Место они находят довольно быстро, добравшись примерно за 40 минут. Осторожно спускаются по опять нетронутому снегу овражка и снова боязливо вздрагивают: сброшенная вчера одежда Монтегю заиндевевшим кулем лежит у подножия дерева на самом высоком корне. Они переглядываются и синхронно шагают к стволу, доставая тару. – Думай о том, чтобы их примирить, – тихо шепчет Грэхем, и Фред кивает в ответ. Они поливают синий налет по очереди, забирают одежду и торопятся вернуться в замок. – Уизли, если мы начали, то пропускать походы нельзя, – предупреждает Монтегю. – И не подумаю, – отвечает рыжий. – Сам не слейся. Грэхем лишь хмыкает, и они расходятся по своим гостиным.
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Точнее, с нынешним графиком сменности, у меня вообще все выходные к временной привязке потеряны)) "Когда встали, тогда и утро")) В общем, все по-старому, арбайтен. А так, просто хотела порадоваться - у меня нашлась бета)) Мои "Компромиссы" вычитали на фикбуке. Теперь, там лежит вполне удобоваримая версия того бреда, что родился из меня по Ди.Грей-мену)) *радость-радость* На подходе флинтвудовское макси по ГП, вычитываем и правим. Да, я, таки сделала, это)) *не стоило зарекаться, что это было "в первый и последний раз"* Пытаюсь раскрутить себя на блича, но не помню канон, а он нужен "-_____-" Теперь, мучаюсь: то ли пересматривать все, а времени нет; то ли смотреть только нужное, а это внутренний "перфекционист" не позволяет; то ли писать "от балды" и, соответственно, АУшить и ООСить... Тяжела ты, жизнь графомана
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
С Днем ОТП БрэдоЕдзи! И на этот раз даже корявчик нарисовался)) эт мне на вахте опять в ночную делать было нечего - "больше БредоЕджей, хороших и длинных"))
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
Фэндом: D.Gray-man Название: «Без компромиссов» Автор: Yuzik88 Бета: нет (если кто-то захочет взяться, буду только рада) Рейтинг: NC-21 Пейринг: Канда/Аллен, Тикки/Лави, Дебитто/Джасдеро, Кроули/Миранда, Комуи|Линали Жанры: romance, drama, hurt, comfort Предупреждения: AU, OOC, омегаверс, инцест, изнасилование Размер: миди Статус: закончен Дисклеймер: все не мое и не претендую Описание: Связь нельзя отвергнуть, но Канда попытается. Комментарий автора: первый раз пишу омегаверс, и, возможно, мое восприятие данной тематики может отличаться от общепринятого.
За большим витражным окном тихонько плещет дождь. По гостиной крадется мягкий полумрак и влажное тепло. Он устало откидывается в кресле и негромко вздыхает. Лето подходит к концу. В коридоре слышатся легкие шаги, и вскоре дверь открывается. Миниатюрная девушка замирает на пороге на пару мгновений, а потом подходит к нему и бережно обнимает за плечи. – Здравствуй, дорогой Граф, – шепчет она, и он опять вздыхает, на этот раз от переполнившей его нежности. – Роад, милая, давно не виделись. Как долетела? – Как обычно. Скучно, и не с кем поиграть, – она лукаво заглядывает в его глаза и улыбается. – К тому же, меня не было всего пару дней, ты не должен был успеть соскучиться. – Однако я скучал, – Граф улыбается в ответ. Роад достает и кармана коробок спичек, чиркает и зажигает длинную свечу в затейливом подсвечнике на столе. Она забирается в соседнее кресло с ногами, и маленький шпиц, до этого притворявшийся спящим под креслом хозяина, перебирается к ней на колени. – Как все прошло? – Граф внимательно смотрит на нее поверх очков, стараясь уловить все последующие эмоции. Хотя, Роад и не будет от него ничего скрывать, но кое-что она не сможет сказать вслух. Тень грусти пробегает по ее лицу за мгновение до того, как она открывает рот, и он понимает, что рассказ будет более чем занимательным. – Знаешь, все эти вычурные церемонии – это так старомодно. Я их не понимаю. Какой смысл в чем-то клясться, если вы и так уже навечно связаны? Граф снова улыбается – она говорит это с деланным недоумением и тихонько фыркает. Но она не осуждает, ведь там ей наверняка не было скучно. – Хотя, выглядело все очень красиво. Скин съел половину торта, близнецы, как обычно, дурачились, а этот… избранник Тикки отдал мне свой букет. Можно подумать, он мне нужен. Когда я ему это сказала, Тикки долго смеялся, а потом попросил передать его Лулу, если я не хочу брать себе. Она хихикает и поглаживает мягкую шерсть шпица. – Представляешь себе ее реакцию, Леро? – смех переходит в коварную ухмылку, и собака на ее руках начинает вилять хвостом от удовольствия. Граф смеется вместе с ней, а она продолжает: – Все прошло хорошо. Я думаю, Тикки действительно счастлив. И ты бы мог сам в этом убедиться, если бы поехал. – Мне не нужно убеждаться в этом лично. Я знаю, что малыш Тикки никогда не упустит своего шанса. – В любом случае, он обещал позже прислать фотографии, – она кивает в ответ. – Роад, а как там Аллен? Она хоть и ждала этого вопроса, но все равно вздрагивает. Молчит, собираясь с мыслями, а потом грустно вздыхает. – В отличие от Тикки, у нашего любимого брата счастье с несчастьем всегда ходили рука об руку, тебе ли не знать. А в этот раз он побил все свои рекорды. Мне пришлось хорошенько его прижать, чтобы добиться правдивого ответа. Роад опять замолкает. Тонкие пальцы замирают над ухом собаки, а взгляд становится отстраненным. – Расскажи.
Аэропорт встречает его привычной суетой. Пассажиры и чемоданы, чемоданы и стюардессы – все как везде. Последние три года он мотался по разным странам, но теперь ему хочется остановиться. Осесть в незнакомой стране, начать все заново, подчинить свою жизнь своим правилам и больше не оглядываться на прошлое. Аллен забирает свой багаж и садится в такси. В городе начинается утро. Небольшую квартиру на северо-востоке ему подобрало риэлтерское агентство. Вещи уже должны быть доставлены. Таксист всю дорогу рассказывал ему о местных достопримечательностях, а он слушал вполуха и вежливо улыбался, борясь с зевотой. Перелет был достаточно долгим, но уснуть он так и не смог. Все, чего он хочет сейчас, это душ и теплая постель. Но сначала придется разобрать вещи и сделать несколько звонков – работа у него никогда не заканчивается. Город оказался типичным мегаполисом: бизнес-центры, спальные районы, парки развлечений, уютные кафе и тихие окраины. Он рассматривает его через окно такси и лениво думает о том с чего начать эту свою новую оседлую жизнь. Ближе к вечеру он успевает разобрать большую часть вещей и заказывает пиццу на ужин. Готовить что-то сейчас сил у него уже нет. Банка пива приятно холодит ладонь, и он устало вытягивается на диване, глядя в незнакомый потолок. К нему придется привыкать. Он раньше никогда не задумывался об этом, ему были безразличны места и обстановка. Теперь же хочется, чтобы у него был свой угол. Его дом. Левая рука слегка ноет от перенапряжения. Он поднимает ее перед собой ладонью вверх и смотрит на подрагивающие пальцы. Не стоило таскать столько коробок зараз. Ближе к ночи рука обязательно даст о себе знать тупой болью. Но к этому он привык уже очень давно. В уютной тишине раздается навязчивая мелодия, и он решает, что уже давно пора сменить рингтон. Раз уж город он сменил, то и от надоевшей мелодии пора избавиться. Незнакомый номер звучит тихим смешком и некогда не меняющимся: – Ну, здравствуй, малыш. – Тикки. У тебя что, где-то загорается лампочка, как только я оказываюсь в радиусе 10 километров от тебя? – эти пикировки никогда ему не надоедают. Тикки похабничает, а он подыгрывает. – Ну, что ты, Аллен. Просто я рад, что ты решил навестить земли обетованные. Да и старину Тикки заодно. – Не надейся, я здесь не ради себя. – Как всегда – разбиваешь мне сердце, – притворно вздыхает Тикки, а он так и видит ленивую улыбку только что позавтракавшего кота. Почему-то Тикки у него только с котом и ассоциируется. Чеширским. – Как всегда – с удовольствием, – парирует тот. – Я уже прилетел и устроился. Возможно, через пару дней даже буду в состоянии навестить тебя. – Какая честь! – продолжает скалиться оппонент. – Но ты мне и вправду нужен, Аллен. У меня бо-ольшие новости. – Я и не сомневался, – смеется Аллен в ответ. – Надеюсь, за пару дней ты не умрешь от того, что не поделишься ими со мной. – Я постараюсь, – ерничает Тикки, и уже привычно мягким голосом добавляет. – Я соскучился по тебе. – Я знаю, – так же улыбается Аллен. – Созвонимся. Тикки отключается, не прощаясь. Он вообще не любит прощаться. Особенно по телефону. Аллен всегда поражался этой его странной и в чем-то сентиментальной черте. Но она, пожалуй, была единственной, которую Тикки упорно от них скрывал. Тем не менее, когда Аллен ловил себя на том, что просто слушает гудки, он каждый раз сомневался, не чудится ли ему. Еще немного поразмышляв о причудах чужой души, он перебирается в постель и забывается глубоким сном.
*** – Малыш. Небольшой ресторан на пересечении улиц напоминает ему сотню таких же, в которых он побывал. Те же столы и стулья, те же скатерти и тарелки, те же усталые бармены и официанты с приторными улыбками. – Ну, здравствуй, Тикки, – он возвращает любезность и мягко высвобождается из объятий. – Я имел наглость заказать тебе несколько блюд на свой вкус – здешняя кухня весьма пикантна, – Тикки улыбается, поправляя изящно уложенные волнистые волосы. – Ты же знаешь, для меня нет плохой еды, – смеется в ответ Аллен. – Не напоминай, я не хочу об этом думать, – он строит унылую гримасу и прячет ее за бокалом вина. – И все-таки, Аллен, почему именно сюда? – А почему нет, Тикки? Ты же здесь, – он обворожительно улыбается, подначивая, и принимается за поданную еду. – О, малыш, если бы я тебя не знал, решил бы, что ты заигрываешь со мной, – смеется Тикки. – А почему бы и нет? – Потому что уже поздно, – просто отвечает тот. – Поздно? – Это и есть моя большая новость, – продолжает нагнетать Тикки, с удовольствием наблюдая за исчезающей пищей. – Тикки, не тяни резину, – нехорошие догадки начинают выстраиваться в голове у Аллена. – Я нашел своего омегу. И мы связаны. На несколько секунд Аллен выпадает из реальности. Его сложно чем-то удивить, и только Тикки удается это из раза в раз. – Если это такая шутка… – Это не шутка, – продолжает лучиться весельем Тикки, и Аллен невольно теряется от этой беззаботной улыбки. – Вот уж кого-кого, а тебя представить связанным мне никогда не удавалось, – он действительно даже не задумывался об этом. Чтобы этот кот, который гуляет сам по себе?.. – Это жестоко, малыш, – притворно хмурится Тикки, наблюдая за все еще ошарашенным лицом Аллена. Он никогда не отвергал подобной возможности, но представлял ее себе как что-то эфемерное и то, что не случится с ним прямо сейчас. Или даже завтра. Он всегда жил легко и не оглядываясь. Осознание же было подобно грому среди ясного неба и, последовавшим за ним, ливнем, который смыл всю его привычную жизнь в океан. – Но это действительно так. Аллен пристально вглядывается в темные глаза. Сначала ему казалось, что неуловимая перемена – это просто дань времени, тому, что они давно не виделись. Теперь он понимает, что дело в другом. Мягкая улыбка, лукавый прищур, изящные пальцы, выстукивающие любимый мотив, наклон головы, поза – во всем сквозило новым чувством, атмосферой притягательности и загадки. А оказалось, что «Его Величество Удовольствие» просто нашел того, кто навсегда изменит его жизнь. – И я даже познакомлю вас, – продолжает улыбаться Тикки и поглядывает на часы. – Примерно через полчаса. Лави сказал, что задержится. – Как всегда, кидаешь меня сразу в омут, – хмурится Аллен, хотя он и предполагал подобный исход – в противном случае, он бы ему просто не поверил. Да никто бы из них не поверил. А еще Аллен понимает, что он первый из Семьи, кому Тикки представляет своего избранника, раз уж Роад не обрывает его телефон ежеминутными звонками. Он пододвигает к себе очередную тарелку. – Итак, Лави. – Угу. Будешь смеяться, но я встретил его на второй день своего пребывания здесь. А осознал и вовсе через 5 минут любования на его очаровательную мордашку, – смеется Тикки. – Многие альфы ведь не сразу осознают своих омег. Иногда им могут потребоваться на это годы. Но я всегда знал, что чертовски удачлив, и это стало моей самой большой удачей. – И ведь не поспоришь, – Аллен и сам уже улыбается, глядя на довольного Тикки. – И ты молчал об этом целых полгода, чтобы не спугнуть удачу? – Ну, малыш, сообщать о таком Графу или Роад, когда рядом с ними не было никого, кто мог бы усмирить их пыл, себе дороже. А говорить с тобой об этом по телефону мне не хотелось, – разводит руками Тикки. – Да уж, что один, что вторая задушили бы тебя в объятиях счастливой ревности, – предрекает Аллен и не сомневается, что так оно и было бы. – Ты же меня прикроешь, если что? – Тикки жалостливо заглядывает ему в глаза, и Аллен тут же отнекивается. – Даже не думай втягивать меня в это. Мне хватило скандала, с которым я оттуда уходил. – Тебе совсем меня не жалко, – сокрушается Тикки. – Ты уже нашел себе человека, который будет жалеть тебя до конца жизни. Хотя, если так посмотреть, то теперь мне жаль его. Терпеть тебя – нужно иметь безграничный талант и суперустойчивую психику, – злорадствует Аллен, посмеиваясь. – Малыш, я тоже тебя люблю, – отвечает на подначку Тикки. – Так кто он? И как вот так сразу на второй день? – Аллен принимается за десерт. – Вообще-то я собирался сюда на недельку-другую. Отдохнуть, расслабиться, пройтись по местным барам и казино. А Граф, как только узнал, снарядил меня навестить местного босса с презентом в благодарность за оказанную когда-то помощь. И скажу я тебе, малыш, я думал, что ни одному своему деловому партнеру я бы никогда не стал дарить бронзового мустанга в натуральную величину, но, понаблюдав за произведенным эффектом, я засомневался, – Тикки довольно улыбается, вспоминая, а Аллен прыскает в кулак. – Я себе сейчас представил. Чувство юмора у Графа всегда было отменным. – Не то слово. Хотя, подарок и был не без значения. Лави же, как только вошел и увидел «лошадку», в мгновение ока оказался у него на хребте. И примерно в это же время я и спятил. Аллен уже заливается смехом. Да уж. Только Бесподобный Граф. Только Великий Тикки Микк. – Смейся-смейся, а для меня это теперь одна из самых возбуждающих картин на свете, – мечтательно улыбается Тикки. – Самая возбуждающая? Это которая? – слышится из-за спины Аллена приятный мужской голос, и он оборачивается. Позади него стоит рослый парень лет 25 в свободной рубашке и джинсах, пламенно-рыжие волосы залихватски убраны под бандану, а зеленый глаз весело искрится, правый скрыт повязкой. – «Великий Лави на коне», – улыбается Тикки и встает, чтобы обнять подошедшего. – Здравствуй, дорогой. – О, она непременно одна из самых лучших, – подтверждает Лави, и они усаживаются рядом напротив Аллена. – Лави, это Аллен. Аллен, это Лави, – представляет их Тикки. – Аллен Уолкер, – он протягивает руку и ощущает в ответ крепкое рукопожатие. – Лави. Наслышан о тебе от нашего любезного друга, – Лави шутливо толкает в бок Тикки. – Представляю, что он мог тебе понарассказывать, – улыбается Аллен, поддерживая веселую атмосферу. – Хотя, о тебе он молчал до сегодняшнего дня. – Малыш, ты же знаешь, что я бы не сказал ничего, что не было бы не правдой, – притворно вздыхает Тикки. – И это самое страшное, – вторит ему Аллен и опять начинает посмеиваться. – О, ну если так, то всему, что он рассказал обо мне, можешь не верить, – поддерживает его Лави. – Не так страшен черт. – Я учту. – Малыш, Лави, я с вами обоими не справлюсь. Хватит меня третировать, – Тикки подзывает официанта и передает ему заказ Лави. – Терпи. Теперь тебе от этого никуда не деться, – нежно улыбается Лави и целует того в щеку. Аллен наблюдает за ними не смущаясь. Тикки всегда вел себя достаточно вольготно, а то, как Лави подстраивается и принимает игру, выглядит настолько гармонично, что Аллен не сомневается, что они – пара. С той минуты, как Лави подошел, выражение удовольствия на лице Тикки, кажется, усилилось стократно. Теперь он кот, объевшийся сметаной. А Лави выглядит так, как будто вчера приобрел молочную ферму. Два сапога – пара. – Тикки сказал, что ты недавно приехал, Аллен. У тебя здесь дела? – Лави приступает к своему ужину. – Нет, никаких конкретных. Попробую начать свое дело, а там – как пойдет, – рассказывает Аллен. – Ну, если понадобится помощь, ты всегда можешь обращаться к нам, – предлагает Лави. – О, я привык сам со всем справляться, так что не переживай, – отмахивается тот. – Ты даже не представляешь, насколько самостоятелен наш малыш. Иногда даже до абсурда, – поддакивает Тикки. – Не преувеличивай, Тикки. Но спасибо за предложение, – глядя как Лави расправляется со своими мясным рагу, Аллен подумывает об еще одной порции десерта и подзывает официанта. – Я преуменьшаю, Аллен, – вздыхает Тикки. – Да, да. Лучше расскажите, что было дальше с конем, – смеется тот. Лави начинает рассказывать, и постепенно история обретает смысл. Лави имеет «несчастье» состоять в одной из группировок «Черного Ордена», боссом которой является весьма неординарная личность. И сравнение с мустангом настолько не далеко от правды, что подарок пришелся «не в бровь, а в глаз». Правда сам босс завуалированного посыла так и не постиг, но Лави горячо заверил, что не устает толкать его мысль в нужном направлении при каждой встрече. Вечер проходит легко и непринужденно. Аллен понимает, что действительно соскучился по Тикки и его ненавязчивой компании. А вкупе с новым знакомым эффект даже усиливается. Аллену вполне нравится Лави. Он бы долго ломал голову, если бы взялся представлять себе избранника Тикки, но теперь мог бы с уверенностью сказать, что, пожалуй, именно такой человек как Лави ему бы и подошел. Рыжеволосый открыто смеется, смотрит в глаза собеседнику, в нем чувствуется внутренняя сила и он не так прост, как может показаться на первый взгляд. К концу вечера Лави окончательно расходится и даже порывается звать Аллена малышом на манер Тикки, но Аллен его категорично останавливает. Ему хватает и того, что он не может отучить от этого Тикки. Они расходятся ближе к полуночи. Аллен обещает не пропадать и чаще с ними встречаться. А Тикки и Лави, несомненно, не заставят его скучать в их компании.
Жизнь начинает входить в привычное русло. Старые связи, которые у него были в этой стране, постепенно начинают обрастать новыми знакомствами. И в один прекрасный день он знакомится с «Черным орденом». Мелкий банкир, умудрившийся проштрафиться перед «крышей» «ЧО», нанимает Аллена для сбора весьма интересного и немаловажного компромата на руководство банка. «ЧО», да и любой другой конкурирующей фирме, такая информация пригодится всегда. А Аллену за такую работу очень хорошо платят. Он договаривается с Лави о встрече, и тот уверяет его, что с удовольствием его всем представит. Убежище «Ордена» располагается в довольно новой высотке недалеко от центра города и занимает его полностью. От подземных этажей с паркингом собственных машин, до пентхаусов с личными апартаментами и офисов всех видов. Лави проводит его по основным этажам, болтая без умолку обо всем, что показывает, но при этом не говорит ничего ценного или компрометирующего, как отмечает про себя Аллен. Что ж, он не в обиде, своя банда – она и есть своя, и расшаркиваться перед чужаками здесь никто не будет. Очевидно, Лави принял его за «своего», раз уж Аллен является частью жизни Тикки. А с другой стороны, выяснить что-то нужное Аллену никогда не составляло труда. Пресловутая статуя оказывается заныкана на одном из верхних этажей в большом рабочем кабинете. Лави седлает мустанга и тут же оказывается где-то в прериях с воображаемым луком и стрелами и со вполне реальным боевым кличем. Аллен уже не может смеяться и только вытирает подступающие слезы, а Лави, периодически сверзаясь со скользкой спины, настойчиво седлает непокорного опять. – Тебе не надоело, глупый Кролик? – слышится стальной голос в перерыве между схватками с туземцами. – Я сотню раз предупреждал тебя. Аллен и Лави оборачиваются на голос. Лави лихо спрыгивает и демонстративно отряхивает штаны. – Ну, Юу, тебе разве жалко лошадки? – паясничает он, а названный Юу свирепеет еще больше. – Не смей называть меня по имени, Кроль. Иначе прикажу Джерри приготовить из тебя гуляш, – парень гневно сверкает глазами в его сторону и поджимает губы. А у Аллена от этого голоса закипает в венах кровь. Его в мгновение ока обдает жаром с головы до ног, а потом точно так же бьет ознобом, с которым приходит паника, удивление и нервная дрожь. Высокий парень с длинным хвостом иссиня-черных волос идет от входа к столу с бумагами и компьютером. Под сурово нахмуренными бровями сверкают темные миндалевидные глаза. Он чуть старше Лави и пошире в плечах, но его фигура выглядит идеально подтянутой. – Каннибал ты, Канда. Видишь, с кем приходится работать? – сокрушается Лави Аллену. – А мне нравится гуляш, – ляпает первое, что приходит в голову Аллен и пытается собраться с мыслями. Ему нужно срочно вернуть над собой контроль. – И ты, Брут? – смеется Лави, украдкой кидая на него взгляд, и представляет Канде. – Это Аллен Уолкер. Весьма и весьма перспективный молодой человек, который нынче работает на нашего банкира. А это Канда Юу – наш любимый босс. – Будем знакомы, – Аллен, наконец, справляется с собой, мягко улыбается и протягивает руку. – Перспективный или нет, судить не тебе, – отрезает Канда и с презрение игнорирует ладонь. – Но и не тебе, – парирует Аллен, его начинает раздражать злобный настрой Канды. Он достает из кармана флэшку и кладет ее на стол перед Кандой вместе со своей визиткой. – Здесь вся информация, которая вам нужна. – И это тоже не тебе решать, – так же холодно откликается Канда и включает компьютер. – В любом случае, мне уже заплатили, – Аллен вспоминает свою самую обворожительную улыбку. – Не смею больше отвлекать. Лави, проводишь? Он оборачивается к Лави, а тот, уловив смену настроения, мигом подхватывает. – Да, Юу, мы пошли, – и утягивает за собой Аллена. – Кроль, – рычит Канда, а Лави разражается смехом. – Строптивому рысаку сегодня вожжа под хвост попала, – язвит он напоследок и торопливо исчезает за дверью. А в коридоре еще раз прыскает в кулак. – Что это там было, Аллен? Я еще ни разу не видел, чтобы в ответ на гневливые речи нашего сурового мечника кто-то так мило улыбался. – Сейчас мы пойдем в какое-нибудь тихое местечко, и ты мне расскажешь о нем все, что знаешь, – быстро шепчет Аллен, хватает Лави за руку и тащит на выход. Когда они устраиваются за дальним столиком небольшой забегаловки поблизости, телефон Лави оживает. – Пианист? Ты – Пианист? – от удивления Лави чуть не садится мимо стула. Канда нашел визитку и теперь вопрошает, какие у него дела с самым великим «компроматчиком» мира. – А ты и вправду думал, что окружение Тикки белое и пушистое? – нервно поводит плечом Аллен. Он пытается выровнять вновь сбившееся дыхание и судорожно сжимает-разжимает пальцы левой руки. Он старается успокоиться и привести свои чувства в порядок, но как ни пытается, все они вопят только об одном. – Нет, конечно, но… не ожидал, – Лави запускает пальцы в волосы, переваривая информацию, и еще раз внимательно осматривает Аллена. – Так что все-таки происходит? – Он мой альфа, – запинаясь, выкладывает тот, и у Лави открывается рот от удивления и нервно подергивается глаз. – Ты уверен? – Лави, ты прекрасно знаешь, что такое не спутаешь ни с чем, – злится Аллен. – Это да, но… – Но? – Но если это так, то ты встрял по самое «не могу», парень, – все еще не веря, выдыхает Лави. – А я теперь не только «не смогу», но и «не захочу», Лави. Я теперь вообще больше ничего не могу, – шок постепенно сменяется осознанием, и он устало прикрывает глаза. Он знал, что это когда-нибудь может произойти, но к такому нельзя быть готовым. Осознание всегда бьет под дых тогда, когда не ждешь. И ничего нельзя сделать, только принять это как свершившийся факт. Он замирает, задумавшись, прислушивается к своим чувствам, и реагирует только тогда, когда официантка ставит перед ними кофе. Горячая сладкая бурда обжигает язык, и он с досадой отставляет чашку. Холодный образ до сих пор стоит перед глазами, и внутренний инстинкт вопит только о том, чтобы немедленно вернуться обратно. Он красивый. Боже, даже если бы он не был его альфой, а просто прошел мимо в толпе прохожих, Аллен бы точно обратил внимание на узкое белое лицо сердечком, статную фигуру и вороную гриву. Ходячий эстетический оргазм из тонких сильных пальцев, по-девичьи длинных ресниц и острых коленок. И даже эта нарочитая грубость совершенно не испортила впечатление. Аллен неосознанно проводит пальцами по щекам, и на левой запинается о рубец шрама. Это приводит его в чувство, и он торопливо допивает уже остывший кофе. Лави наблюдает за ним молча, читает нескрываемые эмоции на его лице, а потом просит официантку принести бутылку виски. Он плещет на дно янтарной жидкости, и пододвигает один стакан Аллену. – Выпей, полегчает. Аллен дергает плечом. Ему не хочется сейчас пить. Ему нужна тишина и порядок в голове. – Выпей, – настаивает Лави. – А потом я расскажу все, что знаю. Аллен глотает залпом, выдыхает через нос и рассеянно ковыряет ложкой в чизкейке, принесенном к кофе. – Весь не фарт в том, Аллен, что Канда – это Канда, – начинает тот. Черт, ему ведь и правда понравился этот парень, как же его угораздило врезаться в самого Канду? Вот так просто, сразу и навсегда. – Он плохо сходится с людьми. Он практически всегда в плохом настроении и грубит. Он жесток, если не жесток. А к омегам он всегда более чем предвзято относился. И мне пришлось немало потрудиться, чтобы завоевать его доверие. Но хуже всего его отношение к связи и осознанию. Он приверженец тотального контроля над своим теплом и разумом, да и над чувствами тоже, если не буянит, конечно. Он не признает слабости, ни в каких проявлениях, а связь для него – это та слабость, с которой не могут справиться люди. Связь для него – помеха, ненужный инстинкт, который он отрицает. Я даже предположить не мог, что его кто-то осознает. – Я думал так же про Тикки, – вздыхает Аллен и поднимает на Лави взгляд. – Думаешь, у меня нет шансов? – Ну почему же? Он ведь тоже может внезапно тебя осознать, – откликается тот, хотя слабо в это верит. – Тут ты никогда не угадаешь. – Брось, Лави, ты мне его только что описал эмоциональным как скалу. Ждать его осознания я буду до Второго Пришествия, – невесело ухмыляется Аллен. – Тут мне придется подталкивать его самому. – Думаешь, получится? Он упертый, – сомневается Лави. – А мне ничего другого и не остается, Лави, – вздыхает тот. – Расскажи мне что-нибудь еще. – Вечер очень быстро перестал быть томным? – Тикки появляется как черт из табакерки, и Аллен привычно вздрагивает. – Есть повод, Тикки. – Да уж, рассказать кому – не поверят. Самурай и Пианист, – вполголоса отзывается Лави, пока Тикки усаживается. – Вот и не вздумай рассказать кому-нибудь, – торопливо предостерегает Аллен. – Что я пропустил? – Тикки оглядывает сосредоточенные лица, и нехорошее предчувствие впивается в кончики нервов. Лави вопросительно смотрит на Аллена, и тот кивает. – Аллен осознал Канду. – И я не собирался скрывать это от тебя. Тикки несколько секунд смотрит то на одного, то на другого, а потом тянется к бутылке и наполняет бокал до середины. Он делает несколько маленьких глотков и достает сигареты. – Я его убью, – тихо и абсолютно спокойно говорит он. – Ну уж, Тикки… – начинает было Лави, но тот останавливает его жестом. – Поверь мне, малыш, это будет самым меньшим из зол, – Тикки внимательно смотрит на Аллена. – Связь вы еще не заключили, а значит, у тебя есть все шансы выжить. – А ты и вправду думаешь, что я сдамся без боя? – так же серьезно отвечает Аллен. – Я знаю вас обоих достаточно, чтобы понимать, что у вас ничего не будет просто, – теперь на лице Тикки неподдельное страдание. – И вся боль достанется тебе, Аллен. По крайней мере, пока вы не заключите связь. А это может случиться еще очень не скоро. Поэтому я выбираю живого и относительно вменяемого тебя, вместо мертвого. – Спасибо, Тикки, на добром слове, – ерничает Аллен. Боль в левой руке ползет по локтю, и Тикки обращает внимание на сведенные судорогой пальцы. – Я не шучу. Ты – моя семья, – он берет левую ладонь Аллена в свои руки и начинает мягко разминать. – Я понимаю, – выдыхает Аллен и чувствует, как понемногу начинают расслабляться мышцы. – Но ты же знаешь, что для меня чем сложнее задача, тем лучше. И я полностью осознаю, через что придется пройти. – Малыш, мы всего лишь заботимся о тебе… – вздыхает Тикки, не выпуская его руки, но Аллен его останавливает. – Я все решил, Тикки. Я буду бороться, – Аллен поднимает на него, не терпящий возражений, взгляд. – И Лави… – Что? – Лави, застывший над их руками, отмирает. – Хватит ревновать Тикки ко мне. – Да я не… – отнекивается тот, краснея, а Тикки заинтересованно смотрит на него. – Ты – да. С первой встречи себя выдаешь. А это, – Аллен указывает на их руки, – всего лишь массаж старой травмы. Мы с Тикки действительно как семья, и, не смотря на альф и омег, никогда не думали друг о друге в «том» ключе. Так что прекрати. – Хорошо-хорошо, я понял, – поднимает руки Лави, а сам про себя вздыхает от облегчения. Его это коробило, но сделать он ничего не мог, теряясь в догадках и предположениях. Он верит Тикки, но раз уж и Аллен об этом говорит, то и думать об этом больше не стоит. – И что ты собираешься делать? – спрашивает он. – Пока не знаю, – Аллен доливает себе виски. – Буду разрабатывать план. И прошу вас, никому ни слова. От этого будут зависеть наши жизни. Тикки и Лави синхронно кивают, а Аллен понемногу приходит в себя. Ему действительно стоит составить план своих действий – ведь ждать милости от судьбы никогда не входило у него в привычку. Скорее даже наоборот. Он всегда старался сделать предупреждающий удар. И в этой ситуации он не намерен отходить от своих правил.
*** На прикроватном столике громко тикает будильник. Темноту комнаты разделяет надвое тусклый свет из-за неплотно сдвинутых штор. Аллен судорожно вздыхает, прислоняется к стене и сползает по ней на пол. Он чертовски устал. Сегодняшняя ночь стала решающей – ловушка захлопнулась. Когда пришел этот заказ, он подозревал, что будет много мороки, но не думал, что столько. Несколько недель он почти не спал, рука болела не переставая, а он, кажется, поседел заново от перенапряжения. Но оно того стоило. Когда наступит развязка, за его триумф его никто не осудит. Он вполне заслужил все причитающиеся почести. Он устало улыбается, кое-как перебирается в постель и засыпает тут же, как только получает последнее подтверждение по телефону. Утром ему уже не нужно будет куда-то нестись и что-то решать. Накануне вечером он встретил Лави. Рыжий несся так, что чуть не сбил его с ног на переходе. Начавшийся ливень не радует ни одного, ни другого, и Лави торопливо тащит его под ближайший навес. Им оказывается маленькая кофейня. Лави тут же заказывает «глясе», а Аллен просит оставить кофейник с «американо» на столике. Ему бы не заснуть на ходу, что тут же подмечает Лави. – Хреново выглядишь, Аллен, – задумчиво произносит тот. – Спасибо, стараюсь, – по привычке огрызается Аллен, и Лави тут же улыбается. – Слышал тут, что ты нам решил помочь. – Если бы все было так просто, – вздыхает Аллен и еще раз наполняет чашку. – Канда ходит довольный, как бегемот, – хвастает Лави. – Ну, хоть кому-то хорошо… – Да брось. Канда, конечно, тот еще маньяк, но разобраться с «Акума» давно пора, – отнекивается рыжий и заговорщицки поглядывает на Аллена. – И сдается мне, что без твоего участия не обошлось. – Ничего не знаю, – фыркает Аллен, у него начинает болеть голова. – Ладно. Но ты и вправду плохо выглядишь. Будь оторожнее, – на самом деле, за дружеской бравадой Лави скрывается неподдельное участие. – Хорошо, – клятвенно обещает Аллен. А через пару часов, как только они расходятся, Аллену звонит Тикки. – Малыш, ты совсем себя не бережешь… – начинает ныть трубка. – У Лави слишком длинный язык. Он за это когда-нибудь поплатится, – усмехается Аллен. – Я его прикрою, если что, – парирует Тикки и уже на полном серьезе продолжает. – Малыш, ты же знаешь, что тебе не стоит перенапрягаться. – Тикки, три года прошло. Я уже вырос, – тянет Аллен. – Зная тебя, вместе с тобой выросли и твои запросы. Так что не делай из меня дурака. Лави сказал, что ты в ужасном состоянии. – Лави показалось. Все со мной в порядке. – Лави не подозревает пока, на что ты способен. Он видел лишь вершину айсберга. А вот я достаточно хорошо представляю, чем ты занимаешься. И всего лишь хочу, чтобы ты был осторожен. – Я осторожен, Тикки, – заверяет Аллен. – И раз уж ты так печешься о моей работе, почему не сказал, что Джасдеби здесь? Я был весьма удивлен. – Я думал, ты знал. Близнецы уехали вместе со мной, но в аэропорту наши пути разошлись. Как они? – скромничает Тикки. – А ты как думаешь? – усмехается Аллен. – Бодры, веселы и жаждут деятельности. Тоже не ожидали меня увидеть. – Надо бы нам всем вместе встретиться, – мечтательно тянет Тикки. – Лави им понравится. А Лави – им. – Лави всем нравится, – смеется Аллен. – А то, – довольно соглашается Тикки и спохватывается. – Ты меня сбил, Аллен. Итак, «Акума». Если Граф узнает, что ты влез в это, он расстроится. – Граф не узнает. До поры, до времени. А потом поймет, – отвечает Аллен. – В конце концов, это обычное дело для меня. – Для тебя. А он может посчитать это за предательство, – сомневается Тикки. – Ты так говоришь, будто «Акума» – это его детище, – возражает тот. – Он всего лишь спонсирует их иногда. Группа образовалась уже очень давно, и без его участия. К тому же, такая чисто грубая сила ему не интересна. Он – фанат интеллектуальной игры. Так что все в порядке. – Что ж, если ты так думаешь, – соглашается, наконец, Тикки. – И все равно, будь осторожен. – Непременно, – серьезно говорит Аллен и отключается. Волнение Тикки не беспочвенно. Хотя он, даже не зная всего, и, догадываясь лишь о половине, имеет полные основания беспокоиться за него. Группировка «Акума» обширна на всех континентах. Она включает в себя, в основном, самых отпетых и безумных преступников. Беглых заключенных, наркоманов, да и просто отморозков. Занимается всем, от рэкета и вымогательств, до уличных потасовок и торговли наркотиками. Не гнушается ничем, ни проституцией, ни убийствами, ни грабежом. Аллен столкнулся с ними еще в пятилетнем возрасте. И заработал на память о встрече шрам через левую щеку. С тех пор он приложил немало усилий, чтобы членов этой банды было гораздо меньше на свободе. Его приемный отец, Мана, в бытность свою детективом, никогда не сидел долго на месте, мотаясь по разным городам и иногда ввязываясь во всяческие заварушки. Одна из них унесла его жизнь, и чуть не стоила жизни Аллену. «Акума» тогда были подобны бешеным зверям, которые разрывали на части любого, кто вставал у них на пути. Однажды им оказался Мана. Пуля прошла навылет, но он захлебывался кровью. Ему не стоило брать сегодня с собой Аллена. Маленький мальчик был приучен вести себя тихо, вот только не отреагировать на избиение отца он не смог. В итоге, Мана не мучился долго. Он просил перед смертью Аллена бежать, идти, не останавливаться, но мальчик застыл в шоке над простреленным телом отца. Лицо заливают слезы и кровь. Рассеченные кастетом щека и бровь горели огнем, но он не чувствовал его. Даже когда настоящий огонь полыхал в маленькой комнатке и неистово облизывал его левую руку, он не отреагировал. Только прибывшие пожарные смогли привести его в чувство, вытаскивая из полыхающего здания. Тело Маны обратилось в пепел. А с Алленом с тех пор шрамы и волосы, цвета снега. Он не простил себя, но быстро научился не стесняться своей внешности. Это стало платой за самую страшную его ошибку, и больше он ее никогда не повторит. Став взрослее и обзаведясь определенными навыками, Аллен периодически сталкивался с «Акума», но ни одна встреча не закончилась для тех хорошо. Аллен об этом позаботился. Вот и сейчас, начав разрабатывать свой план, он приятно удивился, когда понял, что без них – никуда. Изначально, он планировал мелькать перед глазами Канды как можно чаще и ненавязчивей, но быстро понял, что так просто он на себя внимание не обратит. Нужно что-то более весомое, что-то, что действительно его поразит. И тогда родилась идея. Полгода Аллен звонил, писал, бегал, настаивал, знакомился, искал и не находил, вновь искал и торжествовал. Выполнял самую черную работу, не пренебрегая ни чем. И он понемногу добился своего – имя Пианиста и здесь зазвучало в полголоса и с опаской. А с Кандой они даже несколько раз пересеклись. Один раз на «сходняке» местных авторитетов, другие разы виделись в подпольных клубах и казино. Но каждый раз Аллена встречал лишь холодный взгляд, а он каждый раз вздрагивал, почуяв такой приятный и обволакивающий запах своего альфы. Поначалу ему было тяжело. Тело буйствовало, прося немедленного присутствия, контакта, близости и связи, а потом понемногу Аллен смог его присмирить. Он многое пережил за свои неполные 19, но никогда не мог похвастать тем, что легко теряет над собой контроль. Выдержка и на этот раз ему не отказала. Все, что он себе позволил, это украдкой наблюдать, да одно единственное фото на телефон издалека. Он тогда чуть не вывалился из такси, завидев знакомую макушку в компании Лави у какого-то бара. Слава Богу, с тех пор он ему хоть сниться каждую ночь перестал. Но, так или иначе, дело с «Акума» должно сдвинуть их отношения с мертвой точки. Сложнее всего для Аллена было донести мысль до главенствующей верхушки «ЧО», что «Акума» вконец зарвались, потеряли всякий страх и мешают им. Он словно нитку вдевал в иголку, медленно, старательно подталкивая и наводя на нужные выводы. Где-то слил информацию, где-то приукрасил, где-то пустил слух, а что-то пришлось и в жизнь воплотить. А уж сделать так, чтобы именно к нему обратились за услугами, Аллен мог всегда. Совсем скоро «Акума» прижмут хвост и поуспокоятся. Развязывать полноценную войну он пока не намерен, а вот поиграть вполне не прочь. И только одно маленькое «но» ему мешает. Он не осознает его, это что-то незначительное и неважное, но Аллену кажется, что он про что-то забыл. И это вполне может принести неприятности. А может и нет, тут не угадаешь. Он какое-то время пытается вспомнить, а потом махает рукой. Прямо сейчас у него есть дела поважнее.
*** – А Мелкий оказывается неплох. Так все вывернуть, – усмехается Канда. Редкая улыбка трогает его губы, а привычно злобный взгляд делает похожим на Мефистофеля. – Я смотрю, ты ему уже и прозвище дал, – хихикает Лави. Да уж, Аллен его не слабо зацепил, раз уж смог добиться такой похвалы от самого Канды. И тут до него доходит, что это, скорее всего, и был тонкий расчет седовласого, и улыбка Лави становится еще шире. Ай да Аллен, ай да хитрая омежка. Знал бы Канда, что весь цирк рассчитан на него, навек бы изменил свое мнение о них. – Глупости, – отмахивается Канда и не перестает улыбаться. – Собирай всех и предупреди Комуи, чтобы был на подхвате. – Слушаюсь, – Лави, паясничая, вскидывает ладонь к виску и топает к двери. – Чаоджи, ты тоже свободен, – бросает Канда, замершему у выхода, парню. – Да, господин Канда, – откликается тот и торопливо исчезает. Нервная судорога проходит по лицу, и оно искажается яростью. За одну такую улыбку он готов был убить. И то, что она обращена не к нему, станет его приговором.
*** Сознание возвращается медленно, урывками. Вместе с всепоглощающей болью откликаются и остальные чувства: страх, злость и растерянность. Кровь наполняет рот, и он медленно шевелит разбитыми губами, сплевывая. Левый глаз не открывается, залитый спекшейся кровью, а правый рассматривает небольшое грязное помещение с тусклой лампочкой под потолком. Его руки разведены в стороны и прикованы цепями к, протянувшейся под потолком, ржавой трубе. Длины хватает, чтобы сидеть, но не опускаться навзничь. – Ну что, красавица, очнулась? – доносится до Аллена из тени возле двери, а потом на свет выходит смутно знакомая фигура. – А мы тут кино про тебя снимаем. И только тут Аллен обращает внимание на колченогий штатив и камеру у противоположной стены. – Зачем тебе это? – спрашивает он, осторожно шевеля языком выбитый зуб, держащийся на одном честном слове. – О, а ты думал, что все твои старания останутся без награды? – скалится Чаоджи. – Господин Канда весьма тебе благодарен и шлет привет, но больше в твоих услугах не нуждается. Он подходит к Аллену, хватает за загривок и поднимает его лицо к своему. – Сдать тебя «Акума» было неплохой идеей, ведь ты так нам помог, – он усмехается и отпускает его волосы. – Правда, ты больше никому не пригодишься. Разве что только им, напоследок. Парни! На зов открывается дверь, и входят четверо мощных мужчины, трое альф и бета. Они смотрят на него без видимого интереса – по всей видимости, уже успели познакомиться с ним при помощи кулаков. Только один нетерпеливо облизывает взглядом. – Как насчет поиметь с малыша еще немного удовольствия? – тянет Чаоджи, и Аллен невольно морщится. Сколько раз он уже попадал в подобные переделки и почти всегда умудрялся выбраться, но, похоже, не сейчас. Двое отказываются, двое остаются. А потом для Аллена разверзается маленький персональный Ад. Грубые руки выворачивают лодыжки, причиняя новую боль. Склизкий язык выводит узоры по кровавому полотну кожи, а чужой член разрывает стенки кишечника. Аллен кусает губы, но не кричит. Этого они от него точно не услышат. Когда-то давно, еще в бытность свою беспризорником, его частенько хватали за «причинные» места все кому не лень. На педофилов он, к счастью, не натыкался, но с каждым годом к нему и его необычной внешности все больше проявляли интерес. Аллену был безразличен секс ради удовольствия, а вот ради работы он спал с несколькими людьми. Без энтузиазма и только в качестве превентивной меры. И, конечно же, он не был столь наивен, понимая, как легко и как часто становятся жертвами насилия молодые омеги на улице, если ведут себя не достаточно осторожно. Все, что он мог, это терпеть и молиться, чтобы экзекуция закончилась как можно быстрее. Он вытерпит все. Он обязан. Нужно просто отключиться от осознания ситуации, не думать о том, что с тобой делают. Это всего лишь пытка, а боль – она везде одинаковая. «Ну что ж, тем горше будет для тебя осознание, Канда», – тешит он себя злорадной мыслишкой. Орденовец наблюдает за действом со скучающим видом – было бы куда интереснее, если бы жертва кричала или плакала. Но все, чего он добился, это злобного взгляда и вновь прокушенной губы. Что ж, пора заканчивать это представление. – И еще один небольшой подарочек, – Чаоджи удовлетворенно пинает тело, покрытое холодной испариной и чужой спермой. – Куда ж… мне столько в одни руки… – еле выдыхает Аллен и заходится кашлем – пинок пришелся прямо под дых. – Я оставлю тебе 5 минут, чтобы ты мог помолиться перед смертью любому из своих богов, – усмехается тот. – А потом все здесь взлетит на воздух. Можешь не благодарить. Он плюет ему под ноги, забирает камеру и уходит не оглядываясь. Как только дверь закрывается, в голове Аллена включается обратный отсчет. 5 минут – это целая вечность в умелых руках. Он подтягивается и осторожно встает. Ноги плохо держат, но иначе ему не добраться до кандалов. Он выворачивает левую руку из сустава с противным хрустом, но она уже столько всего пережила, начиная с пожара, что он без зазрения совести лишился бы ее. Небольшая невидимка в прядках за ухом, с которой он не расстается с самого детства, так же не раз его выручала, и пригодится и сейчас. Он с минуту ковыряется в замке на правом запястье, пока не дожидается тихого щелчка. Теперь он свободен. Аллен выбирается в темный коридор. Время стремительно уходит, но он все равно замирает на пару секунд, прислушиваясь. Тихо, где-то капает вода, разбиваясь о каменный пол, но ни шагов, ни голосов не слышно. Он как можно быстрее добирается до угла, держась за стену. Полумрак и головная боль не дают сосредоточиться, но он упорно двигается вперед, ища хоть что-то, что укажет на выход. На третьей минуте он находит окно. Узенькое, почти под самым невысоким потолком. Из последних сил Аллен подтаскивает к нему валяющийся неподалеку ящик, взбирается и пробует открыть. Раму заклинило, и он торопливо стаскивает с себя легкую куртку, в которой был, когда его похитили, наматывает на кулак и выбивает стекло. Взрыв настигает его почти вывалившимся из проема. Жар опаляет кожу, а потом приходит ударная волна, которая отбрасывает его на несколько метров под град каменно-стекольных осколков. Он подворачивает ногу, неудачно приземлившись боком, на голове появляется еще одна кровоточащая рана, а левая рука повисает плетью. Он пожалел было, что его не настигло забытье, но в такой глуши его навряд ли бы нашли быстро. А ему нужна помощь. Он кое-как становится на четвереньки и пробует подняться, хрипя от заволакивающего округу едкого дыма. Разгорается огонь, и Аллен стремится скорее убраться отсюда как можно дальше. Он не собирается связываться с полицией. Но ему нужен врач. На свое счастье он находит работающий автомат через полтора квартала, а пары монет вполне достаточно для того, чтобы обрисовать Тикки свое примерное местоположение. Почти час он наблюдает за отдаленным заревом пожара и слушает вои сирен, пока рядом с ним не останавливается машина, и переполошенный Тикки не вываливается из-за руля. А потом он закрывает глаза, и все вокруг окунается в блаженную темноту.
*** С высоты двадцати пяти этажей открывается прекрасный вид на ночной город. Канда удовлетворенно рассматривает мигающие огни и выпрямляется в кресле. На заднем фоне в полголоса что-то бормочет телевизор. В кабинет заходит Комуи, нагруженный очередными своими железками. – Как все прошло, Канда? – спрашивает он, сгружая свою ношу на соседний стол. – Я принес тебе новые передатчики. – Прошло отлично, – откликается тот. Мало кто знает, но на самом деле это Комуи руководит всем в их «Ордене». «Мозговой центр», прекрасный тактик и организатор, но никак не воин и лидер, который должен держать в узде. Поэтому Центр назначил Канду номинально, хотя тот и не видел в этом особого смысла. Они поделили власть, и Комуи отошел за его спину, полностью отдавшись своим исследованиям и изобретениям. Раздается звук входящего сообщения на компьютере, и Канда лениво открывает электронную почту. В письме от заблокированного отправителя – видео-файл, открыв который, Канда поневоле морщится от искаженного голоса. – «Если «Черный Орден» думает, что легко отделался от «Акума», то он ошибается». В полутемном помещении двигаются несколько фигур, нанося удары телу, стоящему на коленях. Камера приближает изображение, и в фокус попадают белые волосы и измученное лицо. – «Никто не посмеет безнаказанно уйти от «Акума»». Голос срывается на ультразвук, и Канда опять морщится, на этот раз вместе с Комуи. – Это же тот парнишка, что предоставлял нам информацию по «Акума», – заглядывает он через плечо Канды. На экране остаются две тени с расстегнутыми ширинками. А Канду начинает привычно подташнивать. – «Никто! Ни двуличные крысы, на доносчики, ни предатели!» Камера отдаляется, а затем на экране возникают кадры рушащегося и полыхающего здания. – «Всех вас ждет смерть!!!» Голос и видео замирают, заканчиваясь. Канда задумчиво смотрит на потухший экран, а потом откуда-то издалека возвращается звук телевизора. – «…по некоторым данным в здании склада старой обувной фабрики находились люди. Предположительно, сторож. Но пока никаких подтверждений нет. Напоминаю, пожар начался в ночь на четверг. Очевидцы происшествия говорят, что слышали громкий хлопок, но экспертная служба еще не установила, по какой причине произошло возгорание. Пожар удалось устранить только к половине седьмого утра. Далее: новости спорта…» Канда тут же отключается ото всего происходящего. Кровь набатом бьет в виски, а стиснутые пальцы сводит ледяной судорогой. Он пытается сделать вдох, но воздух застревает в трахее бессмысленным пузырем. – Канда? – Комуи заглядывает в застывшее побледневшее лицо и чертыхается, не дождавшись ответа. – Да что с тобой? Он встряхивает его за плечо, и Канда, наконец, переводит на него остекленевший взгляд. – Собирай всех, Комуи, – хрипит он еле-еле. – Я их уничтожу. – Что? Канда, о чем ты говоришь? Вы же только что со всем закончили, – недоумевает Комуи. – Собирай! – рычит Канда и поднимается на ноги. – Хорошо. Но подумай дважды прежде, чем лезть в пекло. Они же просто подначивают тебя. Они хотят отыграться за свое поражение и… Канда, недослушав, чеканным шагом направляется к двери, а Комуи обреченно вздыхает – Канду в запале невозможно остановить.
Аллен просыпается поздним утром. Теплый свет нещадно слепит глаза, и он долго моргает, привыкая. На светлой стене напротив висит плакат о здоровом образе жизни, и он понимает, что проснулся в больнице. По плакату и стойкому запаху медикаментов. Он рассеянно шевелит правой рукой – левая завальцована в гипс, и рассматривает лангету на ноге. В горле образовалась пустыня, и он не может даже сглотнуть. Чуть повернув голову, он ищет графин или стакан, но не видит ничего похожего в окружающей обстановке. В голове мутно, и перед глазами плавают разноцветные мушки. Чем, черт возьми, его кололи? К счастью, медсестра заглядывает к нему уже через полчаса. Приносит воду, трубочку и легкий обед. Садиться ему пока не разрешают, но охотно приподнимают спинку кровати. После обеда приходит врач. Низенький сухопарый старичок со странным хвостиком пегих волос представляется, долго читает его карту, а потом вперяет оценивающий взгляд. – Молодой человек, меня интересует только одно: какой идиот вам сращивал левую руку, и как вы умудрились сломать ее снова, да еще и в трех местах, вывихнув при этом из сустава? – Доктор, я ломал ее около 7 лет назад, – Аллен слабо улыбается, стараясь смягчить сурового старика. – И тогда у меня не было возможности получить качественное лечение, поэтому – как срослось. Я мог двигать рукой и это главное. – Главным должно быть здоровье, а не возможности, – хмурится док и достает из больничной карты рентгеновские снимки. – Даже по ним я могу сказать, что вас мучила продолжительная боль из-за защемления нерва около неправильно сросшегося разлома. А после вывиха вы, наверное, в бейсбол играли, раз его пришлось вправлять сразу двум травматологам и санитару. Вы брыкались. – Прошу прощения, – Аллен продолжает улыбаться, расслабляясь – хоть тон и суров, но на него не ругаются, и это обнадеживают. – На правой ноге вывих, трещина в 6 и 7 ребрах с левой стороны. – Я упал на левую руку. – Ушибы печени и почек, внутренние разрывы прямой кишки, гематомы на лбу и переносице. Как видит ваш левый глаз? – Не хуже, чем правый, – отвечает Аллен. – Что ж, на этом пока все. 10 дней или дольше вы проведете здесь в полном покое. Локтевой сустав левой руки закреплен пластиной, и он останется в таком положении как минимум ближайшие три месяца. С программой приема лекарств и тренировок вас ознакомят перед выпиской. – Спасибо, – благодарит Аллен, и доктор покидает палату. А ближе к вечеру приходят Тикки и Лави. – Малыш, я же просил тебя быть осторожнее, – сокрушается Тикки. – И вот в каком состоянии я тебя нахожу. – Я кое-что упустил из уравнения, – чертыхается Аллен и покладисто принимает очищенный мандарин из рук Лави. – Нужно было проверить межличностные отношения. – О чем ты? – не понимают оба. – О том, что это моя ошибка. Расслабился, незаметил, теперь пожинаю плоды, – сетует Аллен. – В следующий раз умнее буду. – Не дай Бог такой следующий раз, – нервно теребит одеяло Тикки. – Ты каждый раз обещаешь и каждый раз возвращаешься раненным. – Со всеми иногда бывает, – отмахивается Аллен. – Ты можешь принести мне кое-какие вещи и, главное, телефон? – Конечно. – Ладно, раз уж Аллен отказывается помирать, то все в порядке, – включается Лави, посмеиваясь. На что Аллен отправляет ему наиграно-обворожительную улыбку. – А еще у меня хорошие новости – наш Канда так разошелся, что вырезал половину «Акума» подчистую. Это ли не счастье? – Рад за вас, – без энтузиазма начинает Аллен, а Тикки и Лави переглядываются. – Только о Канде я больше ничего не хочу слышать. – Что? Почему это? – удивляется Лави. – Считай это следующей частью плана – показательный игнор, – поясняет тот. – Странный ты, Аллен, – пожимает плечами Лави и начинает рассказывать о том, как прошла вылазка на «Акума». А Тикки бросает на Аллена подозрительный взгляд, но ничего не говорит. Малыш всегда был скрытен в той же степени, насколько фальшива его улыбка, обращенная к миру. Лави эмоционально вскрикивает и махает руками, живописуя произошедшее. Аллен поддакивает и хихикает в положенных местах, но ничем не проявляет свой интерес. – Кстати, ты уже познакомился с Книжником? – интересуется Лави под конец своего рассказа. – Книжником? – не понимает Аллен. – Ну, врачом, который тебя лечит. Такой, с хвостиком, – Лави пытается изобразить на пальцах. – Ах, этот. Да. – Он мой да-альний родственник, – поясняет тот. – Какое-то время он меня опекал. Я зову его Пандой, хоть ему и не нравится. А в «Ордене» его знают как Книжника за пристрастие к книгам и истории. Все детство на них прошло. Лави притворно вздыхает, а Аллен опять улыбается. – Он хороший мужик. В «Ордене» не состоит, но тот пару раз ему помог, так что к нему можно обращаться, если нужно «по-тихому». Он поможет. – Хорошо, я учту, – кивает Аллен. Через пару часов Тикки и Лави уходят, а Аллен остается наедине со своими мыслями. Что же ему теперь делать? Было ли нападение Чаоджи действительно ходом Канды или тот своевольничал? Стоит ли ему скрыться насовсем или просто пока не высовываться? И стоит ли опасаться новых нападений? В любом случае, с сегодняшнего дня придется быть предельно осторожным.
*** После выписки из больницы ему не хочется ничего делать. Апатия накатывает и отступает, а потом снова накатывает подобно морской волне. Он то смеется, то мучается бессонницей и в совершенном раздрае. Тикки и Лави пытаются его отвлечь, но получается плохо, пока однажды Лави не заваливается к нему домой с упаковкой пива. – Хватит киснуть, Аллен, – понукает он его. – Завтра выпьешь свои таблетки, а сегодня тебе нужно расслабиться. Аллен усмехается подобной беззаботности и ставит себе зарубку: спросить как-нибудь в отместку о том, как он потерял свой правый глаз. Может быть даже сегодня, если Кролик уговорит большую часть принесенного. – Тикки сегодня не будет? – У него дела, – отмахивается Лави, а потом вдруг останавливается посреди коридора и пристально смотрит на него. – Что произошло на самом деле, Аллен? – О чем ты? – притворяется тот. – Прекрати. Может быть, я и не достаточно хорошо тебя знаю, но ты изменился после случившегося, – настаивает он. – И даю тебе слово, я с тебя живого не слезу, пока ты мне все не расскажешь. Лави сердито дергает напульсник на запястье и всем своим видом дает понять, что настроен серьезно. – Хорошо, – сдается Аллен. Рассказывать об этом Лави ничуть не лучше, чем Тикки. Последний просто бы пошел и поубивал всех причастных. Даже не смотря на то, что это могло бы причинить боль Лави. Семья для него по-прежнему на первом месте. Хотя теперь, пожалуй, приоритеты чуть сместились. Для Лави же узнать о предательстве или разочароваться в своих товарищах, будет не самой приятной новостью со всеми вытекающими последствиями. Но, раз уж Аллен начал, то выяснит все до конца. – Неучтенным фактором в моем плане был Чаоджи, – решается Аллен. – А он-то тут при чем? – выпадает в осадок Лави. – А как ты думаешь, Канда мог бы меня устранить после истории с «Акума»? Я ему мешал? – спрашивает Аллен. – Что за бред? – не понимает рыжий. Странные вопросы Аллена наводят его на еще более странные мысли. – Ты отработал свою часть, и он при мне даже тебя похвалил. И уж тем более, он не стал бы тебя пытать и изуверствовать. Он, конечно, тот еще маньяк, но, обычно, справедливый. – Значит, остаются два варианта, либо Чаоджи – предатель и сдает вас «Акума», либо имеет что-то конкретно против меня и хочет убрать, – подытоживает Аллен. – Скорее все вместе, – отзывается Лави и задумчиво потирает подбородок. Головоломка начинает складываться. – Мы уже давно заслали Чаоджи к «Акума», и он шпионит. А вот чем ему насолил ты… – Мне не могло привидеться, он явно меня ненавидит, – пожимает плечами Аллен. Лави молчит какое-то время, все так же задумчиво, потягивает пиво, а потом вдруг ухмыляется. – Это больше похоже на ревность. Он перед Кандой разве что на цыпочках не ходит: «господин, то, господин, се». Так что вполне вероятно, что он видит в тебе соперника. И решил таким образом тебя убрать, – рассуждает он. – Очень смешно, Лави, – хмурится Аллен. Ему эта ситуация не нравилась с самого начала. – И что ты будешь делать? Мстить? – интересуется Лави. – Чего ради? За поруганную честь? Так я с гораздо большим удовольствием скажу об этом Канде, когда он меня осознает, возьму попкорн и сяду в сторонке. Сейчас для меня это не важно. – Ооо, это жестоко, – улыбается Лави. – Но очень эффектно. Я отпинаю его хладный труп. – Вот и договорились. – А Канда? Что ты собираешься делать дальше с ним? – интересуется Лави. – Как и говорил, ничего. Абсолютно. Все, что я мог, я уже сделал. Теперь вот расплачиваюсь. Так что в ближайшее время у меня нет ни сил, ни желания что-либо предпринимать, – вздыхает Аллен. – И держи рот на замке, Лави. Особенно, при Тикки. Он и так переживает, а лишние хлопоты вам ни к чему. В следующий раз, я смогу о себе позаботиться. Лави кивает в подтверждение и снова принимается за пиво. Ему нравится Аллен, действительно нравится. Даже не смотря на его ревность поначалу, позже, пообщавшись с ним, он понимает, что тот неплохой парень. Да, скрытный и постоянно себе на уме, но даже сквозь фальшивую улыбку иногда проскальзывали настоящие эмоции. И того, что видел Лави, хватило, чтобы сделать выводы. Аллен мягкий и добрый где-то глубоко внутри, хотя хитрый и циничный на поверхности. А на самом деле, рано повзрослевший ребенок, как многие из них, с ранимой душой и отзывчивым сердцем. Он чист внутри, в нем нет никакой «червоточины», и это, по нынешним временам, такая редкость, что он иногда диву дается. В отличие от Чаоджи. Вот ведь от кого он не ожидал подставы. Всегда вежливый и обходительный товарищ оказался не в силах справиться с собственной страстью. И она принесла вред другим людям. Ладно, пока он нужен Канде и «Ордену», Лави будет обходить его стороной, чтобы не врезать ненароком. Но, как только надобность отпадет, он устроит ему «райскую жизнь». А еще Лави не согласен с позицией Аллена ничего не предпринимать. Если бы ему нужно было добиваться Тикки, он бы так просто его не оставил в покое, взял бы измором, но привязал бы к себе крепче всяких связей. Но тут вступает в игру упертость Аллена, и Лави вздыхает. Зная характер Канды, они столкнутся лбами, как бараны, и ни один из них не сдвинется с места и не уступит. Но перспектива лезть в их отношения тоже не прельщает. Особенно сейчас, когда еще свеж в памяти Чаоджи. Похоже, им действительно лучше разойтись пока по сторонам и не трогать друг друга какое-то время.
"Мадам Камфри держалась молодцом, хотя и за косяк двери".(с)
"На мотив песни Черный ворон: "Бееедный аааффтаар, что ж ты бьееешьсяаа Да об стееену головооой. Ты мозгооов не набереееешься, Выпей йааадуу, ты тупооой!.."" (с)Баш
Это я флинвудов начала *вздыхает* и, вроде как, вычитала греймена