XIII. Кровавый закат
читать дальше
Прозрачная синева наполняется густотой. С одной стороны неба горизонт уже темно-аквамариновый, а зенит до сих пор отдает приторным индиго. Заходит солнце…
Зимний день короток, но ясен. Особенно в мороз. Небо чистое, дышит прозрачной изморозью, и только неугомонные самолеты не перестают чертить на нем белые линии. Солнце садится, и бледное, кристально-чистое небо набирает цвет. Сумерки дышат темно-синим мраком, жмутся к земле, все еще боясь огненного шара над горизонтом, чья полоса между землей и небом – двухцветная. Ярко-черная со стороны земли и кроваво-красная от неба. В этой точке перевернулся весь мир.
Жидкое золото растекается в пространстве. Густеет, набирает силу и мощь. Почти обжигает кожу стылым морозом, почти ослепляет бледным диском солнца…
Зотой ореол расплывается дальше. Окутывает шар непрозрачной дымкой, заставляет солнце задыхаться своим жаром и неуклонно ползи вниз. Желтый ореол темнеет на самом верху диска, болезненно содрагаясь, превращается в сверкающую медь. Смесь желтые палых листьев и горького шоколада… Чем дальше солнце за горизонт, тем сильнее боль благородного металла, переплавляемого в медные искры.
Тает, тает широкий диск. Медленно падает с огромной высоты неба. Он блуждал по нему весь день и неимоверно устал тащить на себе эти ослепительные доспехи. Солнце уходит, а на небе звездами вычерчен весь его дневной путь. Словно Гензель и Гретель, оно оставляет на небе свои сверкающие крошки, чтобы завтра вернуться и повторить свои похождения. Звезды разгораются все ярче и ярче. Они будут помнить его маршрут всю ночь, чтобы с наступлением нового дня вернуть ему его ступени к славе.
Солнце садится, падает за горизонт. Доспехи блекнут, в расплевленной меди еще видны отблески сусального золота, но и они, как старые свечи, скоро догорят, потухнут, позволяя меди оставить на себе налет ржавого железа. С последним отблеском медь тускнет и покрывается ржавчиной полностью. Шар солнца уже полностью опустился за горизонт, но его ореол все еще цепляется этой ржавчиной за небо и не дает таять глубже. Всполохи ржавого огня медленно горят над горизонтом, но и этот огонь не вечен. Он исчерпывает свои последние силы, тянет их из заходящего солнца. Но чем оно глубже за горизонт, тем огонь медленное. Огонь стынет под надвигающейся тьмой ночи, несущей с собой обжигающий холод. От мороза ржавый огонь краснеет. Сначала слегка, словно смутившись безславного ухода своего господина, потом все сильнее… Все яростнее и отчаяннее. Когда понимает, что ему не пережить этот безжалостный холод. И тогда проливается первая кровь… Острые иглы замерзшего воздуха вонзаются в тело огня, рвут его на части и равнодушно снимают кожу. Огонь красный от свежей крови. Раны расползаются, позволяя красному потоку уже безудержно омывать пространство за уходящим светилом. В холодном воздухе провисает жалобный неистовый стон боли, наполненный розовыми отблесками. Неслышный звук будоражит сумерки своей вибрацией и запахом крови. Открытая рана сильно кровоточит…
Закат теряет осмысленность. Сознание подергивает перламутровая пелена, небо падает в глубокий обморок. Кровь не перестает течь, но уже замедляет свой ход. Мороз быстрыми штрихами рисует ее потоки на окнах с неистовостью сумасшедшего авангардиста. Пусть, ему есть чем гордиться – его полотна разошлись миллионным тиражом по тысячам угрюмых домов. Самая эпатажная выставка…
Красный морок замедляет свое течение, бурлящий поток иссякает и в тот момент, когда он остановится, кровь засохнет. Она побуреет, станет грязно-бордовой. Засохшей коркой налипнет на полоску горизонта и сольется воедино с его темнотой. Бордовый ореол все меньше. Тянется вглубь земли и темнеет. Свернувшаяся кровь становится почти черной, изобличая распахнутые раны. Тьма небес надвигается, наползает на остывающий ореол, стремится скрыть под собой это кощунство патологоанатома. Холодный, равнодушный могильщик… Солнце зашло, последний красно-бурый отблеск потемнел и растая в пространстве наступающей темноты. Ночь вступила в свои права. Закат кончился… Солнце проведет в коме все темное время суток. Пока на рассвете не возродится. Пока не будет блуждать весь день по бледному небосводу. Пока не настанет час сумерек, и солнцу вновь не придется умирать…