@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

@темы: Weiss Kreuz, Мой фотошоп

---

"Кривое зеркало"

Фэндом: Weiss Kreuz
Автор: Yuzik88
Название: "Кривое зеркало"
Персонажи: Шульдих
Рейтинг: G
Размер: мини
Жанры: POV, Психология
Статус: закончен
Описание: что видят телепаты в зеркале?

«В ней совмещено естество мужское –
Диво-то какое! С женским естеством.
Так что мы зовет эту тварь двуполой.
Всякою крамолой этот зверь чреват.
Адский в нем разврат.
Человек растленный в образе гиены.
Для нее двойник – пакостный блудник.
Похотлив, как шлюха, только твердость духа
Мужеская в нем баба в остальном,
Он везде и всюду предается блуду!
****
Разве не презренна алчная гиена?
Разевает рот, мертвечину жрет…
Мудрому дано знать еще одно
Качество гиены: камень драгоценный
У нее в глазу, как бы на слезу
Крупную похожий. Нет камней дороже,
Ибо тот, кто в рот камень сей берет,
Редкий дар имеет: ворожить умеет…»
Филипп Танский

Смотрю в зеркало. Вижу привычный силуэт. Все знакомо до мельчайших подробностей, но мне не надоедает. Ежеутренний ритуал, повторяющийся из года в год. Я люблю себя. Свои волосы, свои глаза и скулы, свой широкий, чувственный рот, на людях, по привычке, растянутый в ехидный оскал. И только утром, перед зеркалом, я могу себе позволить расслабиться. Опустить усталые уголки губ, проникновенно посмотреть на себя, пытаясь увидеть в глубине зрачков – себя наружу. Увидеть себя насквозь, себя настоящего…. Скинуть брезгливую, самоуверенную маску и просто побыть самим собой. Без чужих мыслей, эмоций, снов, разума…. Просто побыть самим собой. Выпустить наружу всю свою боль, усталость, чувства, позволить им отразиться от серебряной поверхности и вернуться назад приумножаясь…. Хотя, разве так можно?... Можно, наверное, раз после каждого своего утреннего созерцания, я выхожу из ванной полным сил перевернуть этот мир с ног на голову. Попытка самоутверждения? Попробуйте поспорить с моим самомнением! Я себя люблю так же сильно, как и ненавижу. Только этого никто не видит. Я не позволяю никому видеть свои слабости. Ну, разве что на Кроуфорда иногда нападают приступы проницательности. Но он, как всегда, слишком занят работой, чтобы дать мне дружеский совет. Я усмехаюсь этой мысли. Кроуфорду важно лишь качество нашей работы, на остальное ему плевать. Да, и я стараюсь не давать повода, скорее наоборот.
После ночных заданий я тащусь в ванную принимать душ. Тело привычно болит. Заглядывая в зеркало, вижу разбитую физиономию и горько констатирую: «Вот она. Вся моя прелесть….» Даже в разбитом состоянии похотливость лица шлюхи не исчезает. Но что поделать – таков я. И я ненавижу и люблю в себе это. Начинаю повторяться, но не в этом дело. Меня никогда не мучают угрызения совести, а выражение сожаления на моем лице и вовсе невозможно увидеть. Я эгоистичен, и мне плевать на все. Люди – лишь игрушки в моих руках. И, подчиняясь своему самолюбию, я позволяю себе роль кукловода. Иногда я смеюсь над собой. Насколько же я жалок. Но это ощущение быстро проходит. Даже это я превратил в собственное достоинство. Всегда и везде выглядеть неуязвимым. Но только перед собой нет смысла лгать. Зачем? Я не подвержен самообману, иначе давно лежал бы в могиле. Поэтому мои настоящие чувства всегда лишь внутри меня. Даже когда я зол и раздражен, фальшивая игра просто приобретает привкус крови на чужих губах, а маска импульсивности, как всегда, на моем лице. В моем сознании блоки от чужих мыслей, в моем поведении – блоки от влияния чужих людей. И только от себя самого я не могу защититься. Да, и не пытаюсь, скорее всего. Правда глаз колет. Но лучше видеть грязь внутри, чем впитывать ее снаружи.
Пристально всматриваюсь в свои глаза. В них нет обычной насмешки. Я не смеюсь над собой – этой прерогативы удостаиваются остальные. В своих глазах я не вижу ничего, кроме пустоты. Пустоты своего существования. И как бы я не пытался его заполнить, в моих глазах, как в бездонной пропасти, исчезают все мои «невинные» развлечения. Убийство тоже развлечение? Для меня – уже нет. В детстве я убивал, чтобы выжить. Подростком – от нечего делать. Теперь – это работа. Наводящая скуку, обыденная работа, на которой мечтаешь или убить всех, наконец, или умереть сам. Но опять же: работа. Работа, приносящая деньги. И Брэд не позволит мне лишить его такого ценного источника этого самого дохода. И в этом я не понимаю его. Этот его фанатизм в работе. Возможно, он просто делает то, что лучше всего у него получается? Но ведь всех денег не заработаешь. Я тоже, в этом отношении, делаю то, что мне больше всего нравится. Играю с чужим сознанием. Вот только знал бы ты, Брэд, как порой все это достает…. Я никогда не мечтал о нормальной жизни. Уличная реальность еще в детстве вывернула для меня всю такую «жизнь» наизнанку и показала все перипетии, заставив навсегда от нее отказаться. Да, я и не жалею об этом. Я стараюсь никогда ни к чему не привязываться. Это помогает в работе, но делает меня еще более жалким в своих глазах. Я давно перестал искать смысл своего существования. Я не думаю ни о чем и ни о ком. Я живу лишь ради себя.
Снова заглядываю в зеркало. Улыбаюсь уголками губ. Легко и тепло. Прогоняю из глубины глаз притаившуюся грусть и подмигиваю своему отражению. И так почти каждое утро из года в год. И только после смерти я не смогу смотреть на себя в зеркало, оставив в нем свое отражение. Пусть…. Я живу точно также. Отражением мира, по ту сторону зеркал….

@темы: Weiss Kreuz, Мои фики

---

«Бедная овечка»

Фэндом: Weiss Kreuz
Название: Бедная овечка
Автор: Yuzik88
Персонажи: почти все, основной: Кен
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Жанры: детектив, слэш (Айя/Кен)
Статус: закончен
Описание: терзания Кен-Кена продолжаются! =))
Предупреждение: сиквел к "Козлу отпущения"


Когда я просыпаюсь, теплый свет лижет мне веки. Я медленно открываю глаза, но тут же снова зажмуриваюсь. Пусть привыкнут к свету, да и мне приятно полежать вот так в сонном тепле... Поэтому я всегда оттягиваю момент пробуждения, наслаждаясь этими мгновениями, как самыми дорогими в жизни.
Так, стоп, погодите минутку. Я слишком хорошо помню острую, всепоглощающую боль в груди и холодный металл, разрезающий кожу... Как же так... Значит, я умер? Но тогда почему я все еще...? Я слишком хорошо чувствую смерть. Я сам ее несу. И не счесть сколько раз я наблюдал, как она моими руками заставляет людей навеки перестать чувствовать хоть что-либо. Лица этих людей все еще преследуют меня по ночам... Они прожигают насквозь всю мою душу и заставляют просыпаться посреди ночи в холодном поту и беззвучным криком ужаса на губах. И в последнее время все чаще… Просто я действительно устал… Или умер? Не верю. Поэтому открываю глаза и первое, что я вижу это свет. Везде. Я нахожусь в какой-то комнате, и в ее огромные окна льются яркие солнечные лучи. Я опять жмурюсь, но потом продолжаю осматривать комнату. Светлые стены, белый потолок… Похоже, на больницу. Неужели меня все-таки вытащили? Мой взгляд натыкается на что-то зеленое, и я замечаю букет цветов на прикроватной тумбочке, а потом ощущаю тонкий аромат цветов, смешанный с характерным запахом больницы. Или я все-таки умер?... Похоже, ты был прав, Шульдих, хоть один раз, но мне подарят цветы. Нет, все-таки нет, потому что я замечаю рядом с собой еще одно яркое пятно, ярко-красное. И это, конечно же, Абиссинец. Он уснул на стуле, облокотившись на мою постель. Сколько же я провалялся? Ох, и неужели его чувство вины настолько сильно, что он не отходит от меня круглые сутки?
Вот оно. Абиссинец, ты во всем привык винить себя. Даже в том, что произошло с твоей сестрой, ты видел свою вину. За то, что не оказался рядом, за то, что не успел, за то, что не смог ничего предотвратить… Как же ты казнил себя… И отворачивался от всего мира. Сколько прошло времени? Два года, три? Я уже перестал считать. Даже когда она умерла… Ты все равно винил во всем себя. И это было самое тяжелое время в твоей жизни. Да и в нашей тоже. Целый год мы просто постоянно теряли друг друга. На целый год мы перестали жить так, как жили. Мы не смогли спасти тебя, и в этом наша вина… Мы не замечали друг друга… Не замечали, как Кудо начал беспробудно пить. Не замечали, как наш праведный малыш Оми чуть не подсел на наркоту. Не замечали, как я полюбил вечера в своей комнате и одиночество… Мы жили вместе, но порознь. И забывали друг друга... Абиссинец, ты хоть представляешь, насколько твоя боль оказалась сильна? Понимал ли ты когда-нибудь, что это и нас сломало. Понимал ли, что мы, так же как ты за свою сестру, держались за тебя, нашего бессменного лидера? И как глубоко и точно научились чувствовать всего тебя… И скольких усилий нам пришлось приложить, чтобы выбраться из этой погребальной ямы. Выбраться и вытащить тебя, как бы сильно ты не упирался. Но мы смогли, мы выстояли, и вот теперь ты в моей палате, рядом с моей постелью… Спишь… И это такое чувство, что я не могу передать словами… Лишь легкая полуулыбка касается моих губ.
- Очнулся? – я не замечаю, как вошел Едзи и шепчет мне, стараясь не разбудить Айю. Я киваю в ответ, а Кудо вдруг тоже улыбается, глядя на спящего лидера.
- Ты провалялся в отключке больше недели, но он от тебя практически не отходил, - поясняет он, но мне интересно другое.
- И вы не смогли заставить его ни отдохнуть, ни поесть, ни поспать? – хриплю я. Черт, во рту словно килограмм речного песка, я даже язык не чувствую. Чем меня кололи?
- Ты же знаешь, когда его охватывает какая-нибудь маниакальная идея, его не остановить, - Кудо сжалился надо мной, налил в стакан воды и помог выпить. – Как себя чувствуешь?
- Вполне сносно для умершего. Как вам удалось меня вытащить? – мне действительно интересно.
- На твое счастье совсем рядом оказался Красный крест, да и Оми успел тебя наскоро прибинтовать, так что у нас получилось. Хотя я бы на твоем месте с наполовину разрезанным легким лучше бы помер, чем так мучаться, - за этими нелепыми шутками скрывается настоящая радость, и я невообразимо благодарен за это Едзи. Сейчас я даже мог бы простить ему многое, но… От него, как и от меня не так-то легко отделаться.
- Не дождешься. Хотя я, наверное, так и поступлю… – резкая боль пронзает грудную клетку, и я недовольно морщусь. Похоже, мне еще рано вступать в панибратство с Балинезом…
- Отдыхай. Я вечером притащу Оми, и он уж точно не даст тебе жить, - улыбается Кудо и идет к дверям.
- Ладно. Только… Накрой его чем-нибудь… – я взглядом указываю на Айю, и Балинез послушно топает за пледом.
Я расслабляюсь на подушках. Боль накатывает волнами и отпускает, когда приходит медсестра и делает обезболивающий укол. Ничего, раз выжил, значит, будем выкарабкиваться… Но больше всего меня сейчас занимает предстоящий разговор с Абиссинцем. И он будет нелепым до безумия, особенно, если он решит извиняться за то, что со мной случилось. А он наверняка станет. Правда, то, как он будет это делать напрочь отбивает у меня желание даже видеть его морду рядом со своей кроватью. Ледяная маска не спадет ни на дюйм, и от этого сам будешь чувствовать себя виноватым. Ох, уж этот Фудзимия…
А он действительно сильно вымотался, потому что просыпается только часа через 3 после ухода Едзи. Я уже и сам успел покемарить, когда он соизволил поднять голову с постели и обреченно посмотреть на меня. Чтобы тут же ошарашено вскочить…
- Очнулся! – восклицает он, и его голос наполнен столькими эмоциями, что я удивляюсь. Абиссинец проявил чувства? Нонсенс!
- Угу, - довольно мычу я, наслаждаясь его замешательством. – Только воздержимся пока от дружеских объятий… Болит…
- Сильно?... – интересуется он, и мне становится страшно оттого, что его голос полностью убит.
- Порядочно, - бурчу я, и совсем не кстати вспоминаю Шульдиха. – Спасибо за цветы. А то немец недавно пытался меня убедить, что мне их подарят только на могилку.
- Хидака… – выдыхает Фудзимия, но мне именно сейчас хочется, чтобы он назвал меня по имени. Как в старые добрые времена… Но я только улыбаюсь…
- Не надо, Айя. Ты ни в чем не виноват.
- Хидака… – его голос звучит предупреждающе грозно. Похоже, он не стает слушать мои заверения в том, что со мной все в порядке. Но, черт возьми, я сейчас не в том положении, чтобы спорить с ним. Правда, похоже, спасение для такого как я все-таки существует, потому что дверь в палату неожиданно распахивается и веселый голос Оми возвещает о том, что мне не дадут умереть так просто. Айя сердито сверкает глазами, но потом все-таки успокаивается. Что ж, отложим этот разговор. Оми закидывает меня вопросами о моем самочувствии, вперемежку рассказывая о миссиях и делах в магазине, а я даже не пытаюсь слушать этот радостный щебет. Пусть болтает… Малыш тоже волновался, как оказывается. Едзи все так же улыбается, потешаясь над мелким, а потом вдруг начинает вторить ему, рассказывая о том, какие новые девушки посетили нашу «скромную обитель» и как я им понравлюсь, когда вернусь. Ну, вот это он уже загнул, - Кудо, не здесь и не сейчас! Ты себе весь имидж ловеласа испортишь, пытаясь меня подбодрить. И вот это я точно не собираюсь слушать! Айя молчит. Весь его вид является средоточение вечной скорби, но вот на эту мордашку я бы смотрел вечно. Лицо Фудзимии сейчас как нельзя лучше передает тот факт, что я все еще жив. И это меня успокаивает окончательно.
Где-то через полчаса, медсестра, привлеченная громким хохотом и разговорами, заходит в палату и решительно выгоняет посетителей, ссылаясь на то, что больному нужно отдыхать. Я и правду слегка утомился от этого шума. Едзи и Оми послушно разворачиваются к двери, а вот Абиссинец, похоже, решил ночевать у меня. Счас, разбежался!
- Фудзимия, если ты так хочешь остаться, может попросить медсестру пригнать сюда еще одну койку? Или ты будешь спать вместе со мной? Мне не жалко, конечно, но я еще к таким отношениям не готов… – решительно протестую я, старательно «не замечая» его, вспыхнувшего гневом, взгляда. Едзи одобрительно хихикает на мою реплику, а Оми пугается, когда Фудзимия вдруг делает шаг ко мне. Но я так просто не отступлюсь.
- Давай-давай, двигай домой, а то того и гляди сам свалишься, - твержу я из последних сил, но тут мне на помощь приходит Кудо, чуть ли не силком уволакивая нашего лидера. Слава Богу, обошлось… Теперь, я могу спокойно поспать.

Месяц я провожу в больнице, где меня периодически накачивают лекарствами. Порой, мне даже начинает казаться, что я превратился в тумбочку, доверху набитую всяческими медикаментами. Тяжелый больничный запах лекарств, кварца, чужой боли и смерти не дает спокойно дышать, а белый потолок нагоняет невыносимую тоску. Ох, ну, вот и мой заслуженный отдых… К концу месяца меня, наконец, отпускают домой, и я несказанно этому рад. Все-таки я слишком сильно привык к своей обыденной жизни, чтобы так надолго из нее выпадать. Я и так весь испереживался, пока лежал в больнице. Особенно, когда приходит Едзи и сообщает, что Айю или малыша ранили. Ему самому почему-то везет – только царапины и ушибы. Ох, этот Кудо…
Жизнь потихоньку начинает входить в привычное русло и меня это радует. Уж лучше эта обыденность, чем гнить в 3 метрах под землей. Рана понемногу заживает, но по ночам до сих пор мучает боль. Хоть врач и говорит, что все в порядке, но от обезболивающего пока не советует отказываться. А я начинаю чувствовать себя наркоманом – сколько раз подобное бывало, и все эти лекарства уже словно вода.
Возвращаются мои тихие вечера. Тишина созерцания заснеженных улиц, рождественская кутерьма, ночные огни… Вот только теперь что-то изменилось. И во мне, и во всем остальном. Даже в наших отношениях. Как-то слишком все гладко… Привычные подколки по поводу неуклюжести (иногда чтобы разрядить обстановку я уже нарочно роняю горшки и забываю выключать воду в подсобке), хмурые взгляды Айи и бесконечный гомон покупателей. Что-то неуловимо изменилось, будто какая-то тень висит над нами и всем магазином. Меня это какое-то время настораживает, а потом я перестаю обращать на это внимание. Возможно, это была тень моей смерти или еще чего. Я не знаю, но то, что все налаживается, меня радует.

«Эх, Кен-Кен, как же ты докатился до такой жизни?» Так и тянет спросить… Я не обольщаюсь и не тешу себя напрасной надеждой. Зачем? Хотя… Надежда была бы кстати. Вера, любовь, память и надежда. Четыре кита, на которых держится вся праведная жизнь, вот только мы – не праведники, как бы ни хотелось. И возвращаясь по вечерам в свою комнату, я все с большей ясностью осознаю, что так больше не может продолжаться. Но все идет своим чередом, и я пока не смею что-либо менять. Нужно пока довыздоравливать. К концу зимы меня начинают допускать к миссиям. И я уже даже рад этому. Скучно целыми днями шататься по магазину и заменять кого-нибудь из раненых. Не могу сказать, что их раны – это моя вина. Да, если бы я был в форме и участвовал бы вместе с ними, я бы прикрывал, и, возможно, этих ран бы не было. Но все так, как оно есть, хотя первое время меня это жутко нервировало. Я изводил себя бессонными ночами, когда Вайс уходили на миссии. Я изводил себя страхом и ощущением беспомощности. Один раз даже с Айей поругались из-за этого. Они, как всегда, вернулись под утро, Едзи нес на руках Оми, а у меня сердце падало куда-то глубоко-глубоко, когда я видел простреленного малыша… Я тогда много чего Айе наговорил, вплоть до «бездушных скотин» и «чертовых Персий», а Айя молча слушал меня, стягивая с себя верхнюю одежду. Когда я, наконец, выдохся, Айя посмотрел на меня и тихо сказал:
- Можешь винить во всем меня.
И у меня мгновенно кровь прилила к щекам. Да при чем тут это?! Я уже достаточно здоров, чтобы ходить на миссии вместе со всеми, и он ни в чем не виноват! Я это Айе и высказал, и он опять только на меня посмотрел, а потом вдруг зло произнес:
- Ты еще не в достаточной форме для миссий. Не будь эгоистом! Если бы ты пошел с нами, потерь было бы в 2 раза больше! – и я не нашелся, что ему ответить. Все равно, доказать, что я уже выздоровел, я ему не смогу, а он будет упираться вплоть до прямого разрешения Перса. Бесчувственный ублюдок! К черту, я больше не стал спорить, а он ушел в свою комнату. Кстати, этот наш спор, наверное, самое большее, что он мне сказал за все прошедшее время. Мне иногда начинает казаться, что он избегает меня с момента моего ранения. Неужели до сих пор чувствует вину? Глупо, он ни в чем не виноват. Но я тихо подозреваю, что это именно он настаивал у Персии на моем длительном отдыхе. Это как с его сестрой. В тот раз он не смог ее защитить. Он винил себя в том, что с ней произошло, поэтому и положил всю свою тогдашнюю жизнь на месть. Теперь вот я. И он считает, что это самое малое, что он может для меня сделать. Эх, Фудзимия, я и не подозревал, что тебя так волнует то, что ты причинил кому-то боль. Глупый Фудзимия. Но рано или поздно я все-таки выхожу в строй и, наконец, могу почувствовать себя в свой тарелке. Конечно, по началу меня раздражает неусыпный надзор Айи, но когда даже Едзи это заметил и начал подтрунивать над нами по этому поводу, я вдруг успокоился и перестал обращать внимание. Просто Аббисинец привык приносить себя в жертву. Это в его крови. Но вот мне абсолютно не нужно, чтобы он положил остаток своей жизни, защищая меня. Пусть делает, что хочет. Я буду вести себя как обычно, и он забудет обо всем.

Наступает весна. Токио все чаще опускается в холодный мрачный сумрак дождя со снегом, и меня это только радует. Люблю весну. Ни тепло, ни холодно. Так, перепутье… Когда выдается свободное время я гоняю мяч на заброшенном пустыре. В ботинках хлюпает грязь и талая вода, а небо висит над пустырем, словно кусок пыльной ваты. Так низко, что кажется можно потрогать. Мяч раз за разом улетает в ворота, и я думаю, что нашел хорошую альтернативу своим вечерним посиделкам дома. Так спокойнее, и есть способ выместить свои эмоции. И жизнь опять становится скучной…
В один из вечеров, когда я уже сбиваюсь со счета своих голов по пустым воротам, меня находит Мэнкс. Она минут 10 наблюдает, как я пинаю мяч, не решаясь сунуться на каблуках в грязь размокшего поля, а потом машет мне рукой. Я подхожу, и она говорит, что у нее есть для меня задание. Мы беседуем в машине, пока едем к магазину. Это одиночное задание и опять с выездом за пределы города. Я вслух подозреваю, что это проверка моей боеспособности после ранения, и Мэнкс только загадочно улыбается, говоря, что мною заинтересовались. Я не спрашиваю кто и почему. Это потенциальный клиент и мне это на руку, а подробности знать не обязательно. Зачем? Такое уже было неоднократно, и каждый из Вайс берется за такую работу. Мне только интересно будет ли у остальных какое-нибудь задание, и Мэнкс опять улыбается, притворно сокрушаясь, что на этот раз повезло только мне. Что ж, так даже лучше….
Миссия проходит как по маслу. Я убираю одного зарвавшегося мафиози и собираюсь сваливать, когда его соратники «вдруг» начинают лихорадочно искать убийцу. Конечно, они думаю, что это кто-то из конкурентов, поэтому тут же завязываются «междоусобные воины» и облава идет буквально на каждую подозрительную или просто незнакомую личность. Под шумок мне скрыться не удалось, так что я двое суток отсиживался в каком-то заброшенном доме. Ничего, пусть потуже затянется этот узел – так будет легче ускользнуть, ведь не ищут только под носом, и я спокойно уеду послезавтра. Правда, я мобильник опять потерял, и не могу связаться с остальными, чтобы предупредить, что задержусь. И на улицу мне пока не стоит высовываться. Поэтому я отдыхаю на куче старых газет в обнимку с багнаком. Осторожность у меня в крови, как и рассеянность, потому что с мобильником я все-таки облажался. Нет, пора все же отвыкать от этой безалаберности, ни к чему хорошему она не приведет.
Я ухожу, как только начинает темнеть. Вопреки всем моим опасениям, я все-таки нашел лазейку, так что в этом городе еще долго будут выяснять, кто кому насолил и почему мафиози убили. Я буду в Токио к утру, и ищите ветра в поле.
В магазине темно. Я потихоньку пробираюсь на верхний этаж, стараясь никого не разбудить. Конечно, утренний сон – самый крепкий, но наша работа такого обычно не позволяет. Я устало бухаюсь на кровать и почти мгновенно вырубаюсь. Все, я дома, остальное потом. Но где-то через час меня будит прохладный сквозняк и ощущение чужого присутствия в моей комнате. Я чувствую запах сигарет и тут же понимаю, кто решил посетить мою «скромную обитель» в столь ранний час.
- Кудо… – рычу я в подушку. – Какого черта? Я лег час назад…
- Ничего, ничего, кто рано встает, тому Бог подает, - Едзи курит в открытую форточку. Что ему понадобилось в моей комнате?
- Кажется, это я тебе сейчас кое-что «подам»… – продолжаю бурчать я.
- Что, Кен-Кен, тебя задержали? – усмехается чертова курилка, лишая меня последнего сна. Я поворачиваюсь к нему лицом и заглядываю в наглую морду.
- Угу. Решил посмотреть, как они там глотки друг другу режут.
- Ну, и как? – продолжает дымить Едзи.
- Профессионально, - отвечаю я, и все-таки интересуюсь. – Ты откуда узнал, что я вернулся?
- Ну… – тянет он. – Возвращаюсь я от одной цыпочки, захожу в коридор, а на тумбочке… Ты не поверишь! Ключи нашего Кен-Кена, - вот уж не думал, что он будет так рад моему возвращению. Подхалим.
- Ну, и? Со мной все в порядке, - продолжаю я гнать «дурачка».
- Рад за тебя, рад, - Кудо вдруг подмигивает мне, а потом огорошивает известием. – Ты, кстати, пропускаешь небывалое зрелище: на кухне сидит Фудзимия и мрачно напивается.
- Да ну? – я искренне удивляюсь. Я не помню ни одного раза, чтобы Айя пил что-нибудь крепче чая.
- Сходи убедись, - хитрая лиса с сигаретой в зубах, как всегда уже о чем-то догадалась, но меня, похоже, в свои догадки не посвятит, поэтому я все-таки встаю с постели. Пьяный Айя? Это надо видеть!
Я бреду на кухню, Едзи следует за мной. То, что предстает перед нами достойно художника. В окна бьется рассвет. На столе початая бутылка. За столом – Фудзимия. С такой миной на лице, что я хаотично ищу за что бы ухватиться, чтобы не упасть, а Кудо стоит за моей спиной и тихо давится смехом в кулак. Айя вроде как даже замечает наше появление и поднимает путаный взгляд.
- Здравствуй, глюк… – слышится со стороны стола, а меня дергает за язык.
- Мм… Айя, я не глюк, - щебечу я, в панике пытаясь сообразить, что делать с пьяным лидером.
- Айя… Едзи… Вы что так рано встали? – доносится со стороны лестницы. Ну, вот и малыша разбудили. – Кен?!
Оми повисает на мне:
- Ты в порядке? Ты когда вернулся? Мы так волновались! – я пытаюсь отцепить от себя Цукиено, чтоб не задушил раньше времени, попутно отвечая на сыплющиеся вопросы.
- Оми, да все в порядке. Вон руку только зацепило… Я вернулся час назад, а вы меня уже убить готовы… – воздуху катастрофически не хватает. Все-таки эта забота Оми немного показушная. И из-за нее, кстати, я не сразу замечаю, как Айя поднимается и идет ко мне. Оми тут же отлипает, и мы трое слышим приглушенный всхлип:
- Хидака… – после чего кулак Фудзимии летит мне в челюсть. Удар настолько сильный, что я переступаю с ноги на ногу, чуть не упав, а рот тут же наполняется привкусом крови. И я, и Едзи, и Оми ошарашено моргаем, а Айя спокойно выдыхает перегаром и уходит к себе в комнату.
- Что… Что это было? – Кудо давится сигаретой, а Оми провожает Айю испуганным взглядом. Я потираю щеку, чувствуя, как во мне закипает нешуточная злость. Я устал, я хочу спать, я только что вернулся, и что в итоге? Мы не ждали, а вы приперлись, называется?!
- Сейчас выясним, - зло говорю я и топаю вслед за Айей. Что опять не так, Фудзимия?! В чем я опять виноват?!
- Айя, какого черта?! – я врываюсь в его комнату. Аббисинец стоит у окна, тяжело оперевшись на подоконник.
- Никакого, дебил хренов… – бурчит он и даже не оборачивается. Ну, я этого так не оставлю! Одно дело, когда я прикидываюсь дурачком на благо любимой команды, другое, когда меня вот так запросто мешают с дерьмом.
- Тогда зачем ты меня ударил? – тихо спрашиваю я, внезапно успокоившись. Будем давить на жалость, криком и руганью все равно ничего не добьешься.
- Зачем? Тебе в рифму ответить? – продолжает упираться он, и мне это совсем не нравится.
- Без разницы, - продолжаю я в том же тоне, а потом решаю немного оправдаться. – Ну, Айя… Я мобильник потерял, вот и не смог предупредить…
- Он «мобильник потерял»! – притворно сокрушается Фудзимия и, наконец, поворачивается.
- Да, потерял, - мой голос холоден и тверд. Чтобы привести его в чувство мне придется постараться. Придется выводить его на чистую воду и, наконец, поговорить о том, что его гложет. Фудзимия упертый, как баран, он будет слепо следовать тому пути, который наметил. Даже если это путь боли, страха и самобичевания. Айя молча смотрит на меня, удивленный этим тоном. Но кто сказал, что я буду выслушивать его пьяные упреки? Я подхожу к Фудзимие вплотную и неожиданно даже для самого себя, кладу руку ему на плечо.
- Айя, со мной все в порядке, - я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно убедительней и тверже. В конце концов, он должен понять, что я в состоянии сам себя защитить. Даже если он причинил мне когда-то боль, это не делает его пленником своих собственных иллюзий. Он так и не научился жить ради самого себя… В следующее мгновение он просто кладет голову мне на плечо, и я перестаю дышать. Похоже, что он все-таки признал этот факт. Я стою, чурбан чурбаном, и не знаю, что мне делать. В конце концов, он просто пьян, и это не дает мне никакого права сопротивляться. Наоборот. Думаю, если сейчас обниму его, это вконец убедит, что я жив и со мной ничего страшного не случилось. Что я и делаю, а Фудзимия в ответ так вцепляется в меня, что хрустят кости. Я сдавленно дышу, но терплю. Пусть, ради них я и не такое выдерживал. Но когда положенное для дружеских объятий время истекает, я все-таки решаю отцеплять его от себя, попутно отшучиваясь:
- Айя, меня Оми уже чуть не задушил… – он не дает мне договорить, резко отстраняясь, чтобы в следующую секунду обнять вновь и заглянуть в глаза. У меня перехватывает дыхание, а Фудзимию по видимому вконец срывает с катушек, потому что он тут же приникает к моим губам… Так-так-так, Фудзимия, тебе вообще нельзя пить! Хотя, правильно говорят: хочешь узнать человека – напои его. Теперь понятно, что за черти водятся в этом красноволосом омуте под метровой коркой льда. Я терпеливо жду, пока ему не надоест бесчинствовать в моем рту, потому что даже не пытаюсь ему ответить. Это бесполезно – он пьян и не соображает, что делает. И хоть это мне и не приносит никакого удовольствия, я не сопротивляюсь. Глупо выводить его из себя. Я просто жду, когда он закончит, а потом толкаю его на кровать – пусть проспится. Но он, по ходу дела, неправильно меня понял, потому что тянет меня за собой. Чертов Фудзимия, я не собираюсь с тобой спать! Чертов Кудо, зачем он меня разбудил?! Пьяный Айя – это нечто… Так! Только не паниковать, не паниковать… Черт! Ну, и сильный же он! В конце концов, мне удается его зафиксировать в обездвиженном состоянии, хотя выглядит это более чем двусмысленно. Если сейчас Кудо или Цукиено войдут в комнату, мне придется спасаться бегством от этого позора. В общем, мне пришлось опрокинуть Айю на спину и сесть верхом, прижав коленями к телу его руки. Он, конечно, трепыхался, но не долго. Буквально через пару минут раздалось громкое сопение, и я понял, что моей чести больше ничего не угрожает. Фудзимия просто-напросто вырубился, а я смог спокойно вернуться в свою комнату, попутно отсалютовав, встретившемуся в коридоре, Едзи. На его загадочное: «Все в порядке?» я только ехидно ухмыльнулся и попросил не беспокоить меня до обеда. Даже если на улице будет ядерный взрыв. Коли Фудзимия не в форме, магазин будут открывать Едзи и Оми, так что я могу спокойно поспать. Я работал или как?
Я просыпаюсь ближе к полудню. Причем мне настолько жутко не хочется подниматься, что я всерьез подумываю о том, чтобы послать все до вечера. И не только потому, что мне будет неудобно видеть стыд Аббисинца (надеюсь, он вообще ничего не запомнит), сколько потому, что я абсолютно не чувствую себя отдохнувшим. Что ж, так бывает, и мне ничего не остается, кроме как вставать.
Я спускаюсь на кухню. Перед обедом в магазине самая запара, поэтому я надеюсь никого не встретить в этом «храме чревоугодий». Но вопреки всем моим ожиданиям на кухне обитает Айя. Именно «обитает», потому что я просто не нахожу другого термина к тому, что происходит. У него – похмелье… Мда, Фудзимия, шокировать второй раз меньше чем за сутки… Не к добру это, не к добру.
Он опять сидит за столом. На этот раз, горестно сложив голову на руки, он смотрит в кружку с горячим чаем немигающим взглядом.
- Доброе утро, - усмехаюсь я, решив проверить его на выдержку. Насколько я помню, похмельное утро бывает настолько же интересным, как и пьяный вечер.
- Угу… – мычит Айя и поднимает на меня мутный взгляд. Интересно, он помнит, что было ночью?
- Ты как? Может, анальгину дать? – проявляю я заботу и участие.
- Уже… – выдыхает он и опять берется за голову. И тут меня посещает одна интересная мысль, что если начать разговор сейчас, все это может закончиться с меньшими последствиями, нежели когда он будет в трезвом уме и твердой памяти.
- Ну, и? Все помнишь из прошлой ночи? – спрашиваю я его, и мне действительно интересно что он помнит. Все-таки сейчас Фудзимия не вполне адекватен, поэтому я могу оторваться и, наконец, поговорить с ним обо всем, что наболело.
- Почти… – слабо отвечает он и смотрит мне в глаза. – Хидака, я…
- Не надо, Айя. Проехали, - неужели он думает, что я сейчас буду все это выслушивать? – Единственное, что я хочу прояснить: ты не виноват в том, что со мной тогда случилось и я не нуждаюсь в том, чтобы меня ежеминутно опекали.
Он порывается что-то сказать, но я делаю предупреждающий жест, дав понять, что еще не закончил.
- Я не нуждаюсь ни в чьей заботе, Айя, - я выделяю голосом его имя, намекая на то, в чьей именно заботе не нуждаюсь. В конце концов, Фудзимия, я спас тебе жизнь, а если ты не смог ответить мне тем же, так это уже не в твоей власти.
- На тот удар по морде я, конечно, согласен, а вот поцелуй был лишним, - я улыбаюсь, глядя, как он неистово заливается краской.
- Хидака… – выдыхает он, по всей видимости, еще раз прогоняя в памяти всю прошлую ночь.
- Ты просто переволновался, Айя, - продолжаю я, и он согласно кивает, пряча смущенное лицо за волосами. Вот видишь, как все просто. Так что прекрати придумывать оправдания происходящему. Я сладко потягиваюсь, считая разговор оконченным, и иду инспектировать холодильник на наличие съестного. А Айя возвращается к своему чаю, так и не подняв больше на меня смущенный взгляд. Вот и поговорили и все выяснили…

С той ночи все начинает меняться. Или мне так кажется? Вроде бы и ничего особенного, а с другой стороны… Как-то не так… Иногда я просто забываю притворяться, позволяя «настоящему» Хидаке жить полной жизнью, а не скрываться целыми днями под маской простофили Кен-Кена. И эти изменения замечаю не только я. Иногда посреди разговора с кем-нибудь из Вайс я замечаю, что они смотрят на меня как на незнакомца. Как будто они только что меня узнали. С одной стороны, я сам давал им мало возможности это сделать. А с другой, они просто списывают это на мое ранение и «побег с того света». Глупые. Просто мне уже так надоело себя контролировать и играть чужую роль, что я забываюсь. Да и версия такого моего поведения не одна. Как-то раз я слышал шутливые предположения Едзи о том, что я, наконец, влюбился, и это так меня изменило. Он болтал об этом с Оми в подсобке под конец рабочего дня, а я случайно услышал конец разговора. Там, по-моему, было еще что-то про Айю, но я не стал слушать, ворвавшись в подсобку, как ураган за шваброй и совком. Кстати, Айя меня тогда чуть не убил за то, что я целый час не мог убрать разбитый случайно горшок. А что я сделаю – покупатели же были! Да и в отношении Аббисинца тоже все изменилось. Он больше даже не пытается ругаться и кричать на меня за очередную мою «неожиданность». Просто так посмотрит, что я сразу же лепечу: «Сейчас, сейчас, Айя, я все исправлю!», давя на жалость невинными глазками. У него на этот взгляд как-то странно дергается веко, а Кудо неистово давится смехом и отпускает свои коронные шуточки, типа: «Молодец, Кен-Кен! Хорошая собааачка…» и порывается почесать меня за ухом. Я пихаю его в бок и уношусь по своим делам, боясь только того, что эта недовольная морда Фудзимии скоро будет преследовать меня во сне. Уф… Как же сложно теперь с ними! Мне приходится понемногу менять свою манеру поведения, и меня это отнюдь не радует. Всегда ведь проще ездить по накатанной лыжне, чем переться по сугробам. Но ничего не поделаешь. Все течет, все меняется, и мы – вместе со всем.

Что самое интересное, но ко всем этим изменениям быстро привыкаю только я. Для остальных это остается своеобразным нонсенсом и через месяц и через полтора. Фудзимия продолжает прожигать меня немигающим взглядом и молчать дольше обычного. Это наводит меня на мысль, что тот поцелуй не был беспочвенным, но я сомневаюсь, что Айя испытывает ко мне какие-либо чувства. Хотя, шутки Едзи по этому поводу продолжаются и наводят меня на еще одну мысль: а не убить ли Кудо, ведь в печенках уже сидит?! Кроме того, теперь в каждую миссию этот паршивец становится в пару к Оми, тем самым, позволяя Аббисинцу и дальше меня контролировать! Гад! Я, конечно, в отместку подкалываю его, что не втюхался ли он в Цукиено, раз все время к нему просится, но разве ж на Кудо это подействует? Над ним подшутить, по-моему, еще никому не удавалось. Ну, разве что Шульдиху, и то, только один раз. Ох, нарвется он когда-нибудь – мало не покажется!
И он нарвался. Причем нарвался так, что Фудзимия до сих пор на него волком смотрит. В общем-то, все вышло как всегда неожиданно, но что-то кажется мне, что Кудо все это подстроил. Неожиданность, конечно, самая банальная, но так оно обычно и бывает. Короче, дело было так. После закрытия магазина мы занимаемся уборкой: Оми подметает полы, Кудо что-нибудь куда-нибудь перетаскивает, а мы с Айей протираем полки и поливаем-опрыскиваем растения. Ну, и вот, все на своих местах, Кудо тащит мешок с удобрениями в подсобку, а я и Фудзимия стоим возле стенда с гортензиями - я поливаю, а Айя идет следом за мной с пульверизатором. И Кудо, кстати, прет прямо мимо нас, причем с такой довольной мордой, что я даже не успеваю оглянуться, как он «неожиданно» спотыкается об Айю и падает прямо на нас. Едзи, конечно, изловчился - не пострадал только мешок, упавший в стороне, но сам он падает рядом с Айей, задевая его так, что тот падает на меня. Я успеваю только развернуться, чтобы принять весь вес Айи на грудь, и лечу на спину. Грохот, треск, шмяк лейки и мешка с удобрениями в стороне, и очень трудно дышать… Я не успеваю ничего понять, в ушах звенит, ошарашенные глаза Фудзимии прямо перед моим носом, а потом сильная боль прокатывается по всей груди. Айя, конечно, когда падал, успел наполовину сгруппироваться, поэтому его локти приходятся мне по животу, а сам он упал плечом прямо на мою многострадальную грудную клетку. Я старательно моргаю, осознавая, что произошло, а потом в глазах темнеет от острой боли. Я сбивчиво выдыхаю, и Айя стремительно поднимается на ноги.
- Кудо!! Твою мать!!... – рычит он, но замолкает на полуслове, видя, что я не могу подняться сам. – Хидака… Хидака! – восклицает он, и тянет меня за руку, чтобы поднять. Конечно, удар был не хилым, и я падал на спину, но тут не то….
- Сейчас… Сейчас… – еле выдыхаю я, а потом меня накрывает волна удушливого кашля. Я вырываюсь из Айиных рук и прижимаю ладонь ко рту, чтобы на ней тут же отпечаталась кровь. Черт… Ну, надо же… Ведь все же зажило… Глаза Фудзимии раскрываются еще больше, когда он видит кровь на моих губах, и он тут же наклоняется ко мне:
- Кен! Ты как?!
- Не… Не очень… – хриплю я и все-таки поднимаюсь с помощью подскочившего Оми. Кудо хлопает невинными глазками и отряхивает штанины, а Айя одаривает его таким взглядом, что Едзи точно не жить, если со мной что-нибудь серьезное. Я опираюсь об удачно подвернувшийся стул и продолжаю откашливаться.
- Врача. Быстро, - приказывает Аббисинец, поддерживая меня, и Оми бросается к телефону. Черт, вот плохо-то получилось…
Я лежу на постели в своей комнате. Врач только что ушел, прописав мне полный покой в течение 2 суток – ничего серьезного, просто небольшой разрыв внутренних тканей по старому шву, вот кровь и пошла. Но не опасно, – полежать и все пройдет. Я жду пока подействует обезболивающее и созерцаю бледный лик Фудзимии у окна.
- Ты как? – голова Кудо просовывается в приоткрытую дверь. Он тоже испугался, когда я начал харкать кровью, но Айя не дает ему продолжить.
- Кудо, уйди. Иначе, ты – труп, - чеканит он, не оборачиваясь от окна, а я только высовываю большой палец из-под простыни. Кудо кивает и тут же исчезает. Мне действительно лучше, хотя дышать все еще немного сложно. Айя так и не шевелится, а я хаотично размышляю над тем, как его на этот раз успокоить.
- Айя… – слабым голосом начинаю я, и он резко оборачивается ко мне.
- Кен, прости, - спешно перебивает он и начинает нервно теребить край футболки. А потом подходит и усаживается на край кровати. – Прости…
Мне кажется, что он уже готов плакать от отчаяния, и все твердит теперь уже шепотом:
- Прости… Прости меня… Если бы не этот увалень… – но я не собираюсь слушать. Фудзимия, сейчас я хочу, чтобы меня оставили в покое, а мне придется тебя успокаивать? Говорить, что ты ни в чем не виноват, и складывать все на Едзи? Дудки тебе! Я кладу руку поверх его ладони, и он тут же замолкает, вздрагивая. Его ладонь холодная, как лед, но это даже приятно. Он медленно поднимает на меня взгляд побитой собаки, и мы долго смотрим друг на друга. А потом я подманиваю его пальцем, чтобы он наклонился поближе, дабы мне трудно говорить. Он наклоняется ко мне, насколько ему позволяют приличия, но я просто дотрагиваюсь рукой до его щеки и тяну к себе еще ближе. Его прерывистый выдох касается моего лица, а я хватаю ртом его губы. Медленно целую, удерживая его голову, чтоб не дергался раньше времени, а он застывает надо мной и не шевелится. И взгляд опять такой же, как когда мы упали… Фудзимия, неужели ты действительно думаешь, что я буду выслушивать твои оправдания? Одного «прости» было более чем достаточно, учитывая все обстоятельства.
- Хватит, Айя… – шепчу я, оторвавшись от его губ, а он нервно проводит по ним языком и непонимающе смотрит на меня.
- Хватит, успокойся, - повторяю я уже более твердым голосом, и до Абиссинца, по-моему, начинает доходить смысл происходящего.
- Один – один, - улыбаюсь я. – Мы квиты.
Но я ошибаюсь, думая, что до Абиссинца хоть что-то дошло, потому что он несколько секунд просто смотрит на меня, а потом бросается обратно к моим губам. И вот тут уже я ошарашено моргаю, пока он страстно отвечает на мой поцелуй. Я же не это имел в виду! Я же хотел всего лишь его успокоить! Чертов Кудо, он точно труп! Теперь понятно к чему были все эти его шуточки… Засранец! И тут я ловлю себя на том, что на автомате отвечаю Айе… Наши языки неистово сплетаются в танце, и Фудзимия принимает это за согласие, запуская руку мне в волосы. Но мне это не очень нравится – воздуху по-прежнему не хватает и грудь болит. В конце концов, я не выдерживаю и толкаю Айю в плечо, чтоб не задохнуться. Он отстраняется и удивленно смотрит на меня, а потом до него доходит настоящий смысл происходящего и он резко вскакивает с кровати. К его лицу мгновенно приливает краска и он не выдерживает, окончательно сбегая из моей комнаты, а я старательно дышу и пытаюсь понять, что на него нашло…
Ну, и? Фудзимия, как ты теперь это объяснишь? Что мне теперь о тебе думать? Что ты так боишься меня потерять, что готов влюбиться в меня? Или это все твой инстинкт? Черт… За все то время, что мы провели вместе, мы по-своему стали дороги друг другу, но тогда почему ты не заботишься так же об Оми или Едзи? Все из-за этой моей раны? Я ни черта не понимаю…
За Абиссинцем хлопает дверь, но мне, похоже, еще рано расслабляться – тут же в комнату заглядывает Оми.
- Мм… Кен-кун, ты как? – он оглядывается на дверь и все-таки спрашивает. – А Айя-кун… У вас что-то произошло?
- Я и сам хотел бы знать… – вздыхаю я. – По-моему, он слишком сильно печется о моем здоровье.
Цукиено загадочно улыбается, и мне начинает казаться, что и он о чем-то догадывается. Ну вот, только я один как всегда «не в теме». Что же происходит?

За окном сумерки. Наступает вечер, город получает короткую передышку. «Токио никогда не спит» - так кажется, говорят, но именно под вечер самые оживленные улицы немного стихают. Когда поток людей, идущих с работы иссякает, есть всего несколько часов перед тем, как город окунется с головой в ночную жизнь. Не менее оживленную, чем дневная. Это время сумерек. И они мне очень нравятся. Краски дня блекнут, фонари еще не горят, и все вокруг приобретает равномерный серый цвет. Лишь когда стемнеет, все опять станет разноцветным. Фонари, неоновый свет витрин, фары автомобилей… Все это будет чуть позже, а сейчас… Я стою у окна в своей комнате и смотрю на улицу. Мы недавно закончили с магазином и есть небольшой перерыв перед ужином, поэтому я просто отдыхаю, отдаваясь во власть бессмысленному созерцанию утихающих за окном страстей. У нас сегодня ночью миссия. И довольно-таки сложная. Все внутри меня уже не терпит ожидания адреналина, и нервы начинают звенеть, как натянутая струна. Поэтому, я просто бесцельно смотрю на улицу, мне нужно успокоиться и расслабиться, чтобы быть готовым к предстоящему делу. Поступила информация о том, что у «клиента» будет серьезная охрана. Что-то внутри меня подозревает, что этой охраной будут Шварц, так что не думаю, что все будет просто. Я только надеюсь, что второй раз мне так не повезет. Я до сих пор иногда слышу во сне голос немца, хохочущий о том, что моя смерть была ему подарком от Оракула. Забавно, Шульдих, вы празднуете свои день рождения вместе? И дарите друг другу подарки? Вот уж не верится… Хотя, чем черт не шутит.
Ближе к полуночи мы уходим. И чем ближе мы продвигаемся к своей цели, тем сильнее во мне крепнет уверенность в том, что Шварц будут там же. Ну, что ж, они просто так же работают, как и мы. Ничего удивительного в том, что мы иногда пересекаемся. Вот только каждая такая встреча повышает наши шансы умереть примерно на 80 процентов… Что ж, и это не удивительно. «Ой, ой, Хидака, ты нас боишься? Не порти впечатление, я был лучшего мнения о тебе!», - в моей голове раздается ехидный голос немца. Мы уже на месте, так что мои подозрения оправдались. «Не буду», - отвечаю я набегу. Мы рассредоточиваемся по периметру территории. «А вот я в тебе разочаровался - нужно было удостоверится в том, что меня не спасут», - поддеваю я его. В ответ раздается приглушенный смешок: «В этом не было необходимости. Хотя, я рад, что ты остался жив». «Да, ну?», - искренне удивляюсь я, выглядывая из-за угла и на автомате отмечая положение противника. «С тобой опять можно будет поиграть», - сладким голосом тянет он, и я содрогаюсь от воспоминаний о его «играх». «Что, на этот раз точно убьете?» - ради интереса спрашиваю я, и он в ответ только хмыкает: «Только если будете путаться под ногами…» Голос пропадает, и я понимаю, что они принялись за работу. Да и мне уже тоже пора – в наушниках слышится приглушенный голос Цукиено о начале операции.
Что самое интересное, мы с ними даже не пересеклись. Похоже, Кроуфорд как обычно решил «кинуть» клиента, считая, что больше от него пользы не будет. Оракул делает все только ради собственной выгоды, а Вайс ему не интересны. Поэтому они ушли, не помогая ораве телохранителей ловить загадочных убийц босса. Причем, что эта орава поперла как заведенная именно в сторону Абиссинца. Похоже, без немца не обошлось – не может же он уйти просто так! Вот этот, кстати, делает все ради собственного развлечения. И он, в отличие от Кроуфорда, в нас очень заинтересован. Потому что мы для него – самая забавная игрушка. Чертов телепат, на этот раз ты решил убить Фудзимию?!
В общем, досталось нам всем прилично. И особенно, Айе. Хорошо, мы успели вовремя, а то бы его точно грохнули. Меня лишь немного зацепило, Кудо вывихнул руку, неудачно упав, а Цукиено заработал отдышку, бегая за нами и прикрывая. Ничего, справимся. А вот Айю серьезно порезали. Раны глубокие, но не опасные, разве что он умрет от потери крови, если мы не будем шевелить задницами и не отвезем его домой как можно быстрее. Но мы-то как раз успеем, потому что заказ уже отработан, я за рулем, а Оми перебинтовал Фудзимию. Мы отчаливаем, и тихий голос в моей голове ехидно тянет: «Наслаждайтесь… Пока есть такая возможность…» «Засранец! Так это твоя работа?!», - кидаю я в ответ, а Шульдих только смеется: «Ты только что понял? Хотя, Фудзимия будет рад, узнав, что с тобой все в порядке… В отличие от него…» На этом он замолкает, а я хаотично размышляю о том, что немца все-таки придется убить. Он еще и издевается надо мной!
Дома Оми вправляет руку Кудо и идет зашивать Аббисинца. Я, конечно, суюсь помогать, но Цукиено только критично смотрит на меня и говорит, чтобы я сам позаботился о своих ранах. Что ж, ладно. Мои раны несерьезные, так что я лучше пойду спать. Заказ отработан, все живы, больше ничего для счастья не надо.
Я принимаю душ, смываю с себя запахи кровавой ночи и думаю о немце. Странное благородство с его стороны, хотя кто его знает… Все-таки делать гадости у него получается лучше всего, а на большее от него Кроуфорд, наверное, и не рассчитывает. Забавно все-таки получается: Кроуфорд сам выбрал себе команду, и это лишило его всяческих проблем в отношениях с ней, а вот нас просто поставили перед фактом. Мы совершенно разные люди, и это может привести к конфликтам, недопониманию, ошибкам. Но может быть именно поэтому мы вместе? Это, конечно, не способствует работоспособности, но мне кажется, что и Персия руководствовался какими-то правилами в подборе команды. Иначе, мы бы уже давно поумирали…
Я смотрю в окно, вытирая мокрые волосы. Прокручиваю в голове прожитый день и понимаю, что так оно и будет до тех пор, пока кого-нибудь не убьют или команду не распустят. Странные закономерности, но я не в силах что-либо поделать с этой системой. Я расправляю кровать и собираюсь ложиться, когда слышу, что открывается дверь в мою комнату. Странно, что опять случилось?
На пороге стоит Фудзимия, и меня моментально охватывает злость.
- Какого черта, Айя?! Ты должен быть в постели!
Он валится через порог, и я еле успеваю его подхватить. Осторожно поддерживаю за плечо и усаживаю на кровать. Он сдавленно дышит, все-таки он еще очень слаб. Ему нужно лечь и проспать часов 12 как минимум. А он вместо этого приперся ко мне.
- Ты как?... – еле слышно выдыхает он, и у меня еле хватает сил, чтобы сдержаться и не влепить ему затрещину.
- Ты сюда пришел только чтобы это спросить? – зло спрашиваю я.
- Ты… Как? – настаивает он, и я не удерживаюсь, хватая его на подбородок. Я поднимаю его измученное лицо к своему и заглядываю в глаза, произнося чуть ли не по слогам.
- Я. В. Полном. Порядке, - зло шиплю я. Мне хочется наорать на него, хочется встряхнуть и ударить, чтобы он, наконец, очнулся от своих иллюзий. Но я просто зло смотрю на него и все еще не понимаю, чего он пытается добиться этой своей опекой. Неужели, он не понимает, что я в ней не нуждаюсь? Фудзимия слабо кивает и пытается встать, но я удерживаю его за плечо.
- Ложись, - я легонько толкаю его на простыни, но он пытается сопротивляться. – Ложись, кому говорю! – зло бурчу я, и все-таки укладываю его. Затем ложусь рядом и накрываю нас обоих простыней.
- Хидака… – изумленно шепчет он, но мне кажется, что пора дать ему самый убедительный ответ.
- Ты сам меня вынудил, - говорю я и медленно прикасаюсь губами к его рту. Несколько мгновений он изумленно моргает, а потом успокаивается и отвечает на мой поцелуй.
Мы ласкаем другу друга языками, но с каждой минутой движения Фудзимии становятся все медленнее. Он просто засыпает, и ему сейчас не до детального обследования моего рта. Когда я отрываюсь от него, он закрывает глаза и тут же проваливается в сон. А я прижимаюсь к его телу и еще долго не могу заснуть. Если человек чего-то хочет, нужно ему это дать. Поэтому, Фудзимия, я дам тебе то, чего ты хочешь. Дам даже больше, чтобы ты смог, наконец, вернуть покой своей душе. И вернуть спокойствие мне. Хотя я не думаю, что это случится скоро. Ты ведь хочешь меня? В своей безотчетной необходимости кого-то защищать ты дошел до крайности, и вынудил меня следовать за тобой. Что ж, я так и поступлю. Ведь я так привык быть «козлом отпущения» всех ваших желаний…
На утро я просыпаюсь раньше, чем Айя. Точнее, он вообще не просыпается, соизволив открыть глаза только глубоко за полдень. Кудо и Цукиено были, конечно, безумно рады, что мы с Айей, наконец, «пришли к консенсусу», вот только я не совсем разделяю их энтузиазм. Кудо, как обычно, не удержался от пошлых шуточек, типа «теперь Хидака будет нянчиться с Фудзимией, а не наоборот», а Оми, по-моему, до сих пор верит в любовь. Вот только я не стал ничего им отвечать, пусть думают что хотят. Пока это может нас обезопасить от ненужных склок, я буду давать Фудзимие то, что он хочет. А сам… Как там говорил немец? «Буду наслаждаться».
Я приношу в комнату еду. Айя сейчас проснется, но ему лучше побыть в постели до вечера. Я присаживаюсь на кровать, и он тут же открывает глаза.
- Кен… – хриплым ото сна голосом говорит он, по всей видимости, еще не до конца веря в то, что проснулся в моей постели, а не в своей. А я наклоняюсь к нему и нежно целую в лоб.
- Как ты себя чувствуешь? Ну, ты и соня! Я думал, ты до вечера проспишь! Я тебе поесть принес, - весело болтаю я, и не перестаю улыбаться. Давай Фудзимия, все будет так, как хочешь ты.
- Спасибо. Мне гораздо лучше… – говорит он, и робкая улыбка касается его губ. Боже, Абиссинец, ты так редко улыбаешься, что уже, наверное, и забыл, как это делается. Вот только за одну твою улыбку я теперь могу убить любого… Так что делай это почаще, чтобы не разочаровать меня в моем решении.

Фудзимия, теперь мы можем только плыть по течению. Ты отрезал мне путь к бегству, и я подчинился потоку. Хотя, разве это плохо? Не знаю. Но хотя бы одному из нас стало легче жить. Я вернул покой твоей душе, Оми и Едзи перестали двусмысленно хихикать по углам, а я… Все еще не знаю радоваться этому или огорчаться. Говорят, привязанности и нежные чувства делают нас слабее, но даже если это и так, не думаю что мы расстроимся.
Проходит какое-то время и меня начинают терзать смутные сомнения. Иногда Фудзимия смотрит на меня так, как будто спрашивает, что я к нему чувствую? А что я могу чувствовать? Айя, ты сам подрядил меня на это. Ты не оставил мне выбора, ты не дал мне хоть что-то решить, тебя не интересовало мое мнение. А я… Опять подчинился тебе, как командиру. Так что теперь? Не знаю. По-моему это уже перестало быть простым понуканием твоим желаниям. Фудзимия, я, конечно, верю тебе, но сомневаюсь в твоих чувствах. Сомневаюсь, что ты чувствуешь что-то такое, на что бы я смог ответить с искренностью. Как думаешь, Айя, мне есть за что тебя любить? И должен ли я? Да, мы живем и работаем вместе, мы вместе дышим и вместе убиваем, но я не думаю, что это достаточный повод для серьезных отношений. Хотя, я никогда раньше не встречался с парнями и не влюблялся в них, но ты мне очень даже симпатичен. Но дружба, не более. Сейчас все это для меня в диковинку. Я просто чувствую, как начинаю привыкать к тебе и твоему теплу. Я сомневаюсь, что когда-нибудь был бы с тобой по доброй воле и собственному желанию, но я не жалею о том, что сейчас мы вместе. К хорошему быстро привыкаешь. Фудзимия, действительно ли ты меня хочешь? Разве это не желание защищать и простое беспокойство обо мне? Наверняка, даже Едзи думает, что это только похоть. Ну, не любовь же! Хотя… Чем черт не шутит… Айя, ты просто одержимый. И я уже чувствую, как твои демоны начинают потихоньку подчинять меня себе.

Дни проходят за днями. Секс стал обычным и больше не причинят боли. Абиссинец немного успокоился, да и я тоже… Как-то вечером я возвращаюсь со своей тренировки и обнаруживаю Айю и Едзи, беседующих на кухне. Меня, по всей видимости, не услышали, и я, проходя мимо, застаю обрывок разговора.
- ...Айя, так это у тебя серьезно насчет Кена? – спрашивает Кудо и шумно затягивается сигаретой. Фудзимия разрешил курить ему на кухне, да еще и в своем присутствии? Да не может этого быть! Я не слышу, что ответил Айя, он, наверное, просто кивнул, но это заставляет меня прирасти к месту. Интересное кино получается… Но Кудо продолжает настаивать:
- Тогда что же тебя смущает? – по голосу слышно, что он ухмыляется. Конечно, ведь у Кудо никогда не было подобных проблем – он спец в любовных делах.
- Кудо, мне надоело. Оставим этот разговор, - а Фудзимия, оказывается, еще более труслив, чем я думал.
- Нет уж! – сразу перебивает его Едзи. – Раз пошла такая пьянка, ты расскажешь мне все!
Они вместе пьют? Все, точно, я схожу с ума! Но не это главное. Похоже, что Айя и сам не смог до конца разобраться в своих чувствах, раз попросил у Кудо помощи. Странно, что ж он тогда мне-то все не рассказал? Я тихонько поднимаюсь по лестнице и ухожу в свою комнату. Я не буду подслушивать, да и слушать мне там нечего. Я уверен, что мы разберемся во всем без посторонней помощи.

У нас очередная миссия. Информации по делу ничтожно мало, так что нас с Фудзимией отправляют ее добывать. Пустое многоэтажное здание, минимум охраны, с собой – полный набор базук – легче легкого. Мы разделяемся по этажам, но я заканчиваю раньше и жду Айю во дворе недалеко у черного входа. Что-то Фудзимия долго копается… Может, попался на глаза охране?... Я не успеваю додумать все предположения, как где-то совсем близко раздаются приглушенные выстрелы. Я прислушиваюсь и быстро двигаюсь на звук. Это не может быть Айя – он бы так не сплоховал. Тогда что? Я перебираюсь по темным грязным переулкам и понимаю, что уже совсем близок. Я заметил несколько теней, следующих за мной, и начинаю догадываться что происходит. «Шульдих!» - мысленно зову я, и через пару мгновений он откликается: «Хидака, будь другом, не мешай…» На меня накатывает приступ смеха, и я не сдерживаюсь: «С каких это пор я должен быть твоим другом? Кстати… Они идут прямо на меня, мне вмешаться?» Он долго молчит, но потом до меня долетает его слабый голос: «Хорошо, Хидака. Будешь приманкой…» Я сжимаюсь в пружину и следую навстречу теням. «Приманкой»? Ладно…Кстати, а с чего я вдруг помогаю Шварц? Забавно, вечно я так – сначала делаю, а потом думаю. Или не думаю вообще – меня ведет мое чутье. Убийцы брали не качеством, а количеством. Я разделал «под орех» человек 7, когда из проулка выскочили Шульдих и Фарфарелло. Где-то негромко бухнуло, и я постарался «наглазок» определить насколько далеко от меня Наги. Хотя, и с остальными встречаться не очень-то и хотелось… Когда последнее тело падает на землю, я вдруг вспоминаю о Фудзимие. Он меня обыскался уже, наверное… Шульдих возникает за моей спиной, как черт из табакерки, и я вздрагиваю, когда его рука оказывается на моем плече и разворачивает меня к себе. «Что, Шульдих, спасибо скажешь?» - устало интересуюсь я, но в ответ слышу только странную двусмысленную усмешку. Он смотрит куда-то мимо меня, и я уже собираюсь обернуться, когда он вдруг резко приникает к моим губам и грубо целует. Я от удивления распахиваю глаза, а он ласкает мое небо и язык, посылая тяжелые волны дрожи куда-то в пах. «Нет, Хидака, но вот это будет моей благодарностью…» - он усмехается еще раз и исчезает, а я, наконец, оборачиваюсь… За моей спиной стоит Фудзимия. Выражение его лица абсолютно нечитаемо, и я думаю, что сейчас он просто поднимет катану и на этот раз меня точно никто не спасет… Но Айя просто разворачивается и уходит. А мне ничего не остается делать, как следовать за ним…
Я думал, что он устроит мне сцену, как только мы вернемся домой, но ничего этого не было. Он ничего не сказал ни Едзи, ни Оми, и ушел спать в свою комнату. Странно, я думал он начнет кричать и обвинять меня прямо с порога, но он просто ушел… И я не знаю, радоваться этому или огорчаться… Может быть, было бы лучше, если бы он на мне выместил свои эмоции? Не знаю, но чую, что скандал все-таки не за горами. Я принимаю душ и переодеваюсь. Хорошо бы еще чего-нибудь пожевать на сон грядущий… На кухне, как назло, обитает Едзи. Он сам недавно вернулся, так что сидит за столом и отмечает удачный конец рабочего дня. Меня преследует ощущение де жавю, но Кудо, похоже, не даст мне расслабиться. Как только я усаживаюсь за стол напротив него, он начинает сверлить меня взглядом. Потом довольно усмехается и все-таки спрашивает:
- Что, никак наши голубки поссорились? – я корчу ему рожу и не считаю нужным отвечать, но он так просто не отступится.
- Хидака, что случилось? – он наклоняется над столом и заглядывает мне в глаза. А я теряюсь и не знаю, что ему ответить. Сказать правду, как было, или глупо отшучиваться? Я молчу, хаотично размышляя над этим вопросом, а Кудо вдруг спрашивает:
- Кен, что ты чувствуешь к Айе? – он следит за тем, как я краснею и потупляю взгляд. Но не ответить нельзя. Раз уж Айя говорил с ним на эту тему, Кудо ничего не будет стоить раскрутить и меня.
- Честно… Не знаю… – наконец, вздыхаю я, но Кудо не удовлетворит этот ответ.
- И ты не пробовал разобраться? Неужели, он для тебя ничего не значит? Мда… Наш Кен-Кен умеет облегчить себе жизнь, - ухмыляется он, а меня вдруг тянет рассказать ему обо всем, начиная с моего ранения. Все, что я чувствовал по отношению к ним и к Айе, в частности. Но я не делаю этого - такого количества отборно мата, боюсь, даже Кудо не перенесет.
- Кудо, не пори чепухи! – чертыхаюсь я. Мне сейчас не до грубых шуток. – Конечно, я пробовал разобраться, и Айя для меня «что-то» значит… Но… – я замолкаю, не в силах сдержать того, что сейчас рвется наружу.
- Ладно, тогда послушай дядюшку Едзи, - вдруг почти по-доброму говорит он. – Хоть Фудзимия и подчинил тебя своей больной «необходимости хоть кого-то защищать», но не говори, что ты не получаешь от этого удовольствия…
- Не говорю, - поспешно отвечаю я. Можно подумать, я об этом не знаю.
- Так вот… Почему бы тебе не быть более искренним с Айей? – похоже, Кудо опять на своей волне и сейчас начнет давать мне глупые советы, как вернуть «возлюбленную». Дело-то не в этом!
- Кудо, что я должен ему говорить?! – взрываюсь я. Черт, как же мне все это надоело! – Что он достал меня опекать и следить за каждым моим шагом, но я не брошу его, потому что он охуенно трахается?!
- Вот, Айя, он и сказал это… – тихо говорит Кудо, глядя поверх моего плеча. Боже… Я так и знал, что это произойдет. Теперь, мне точно не жить… Айя разворачивается и уходит в свою комнату, а я стою ошеломленный своим срывом и не могу ни пошевелиться, ни что-либо сказать.
- Хидака, ведь это не правда, - Кудо продолжает с интересом смотреть мне в глаза. А я отворачиваюсь и опять краснею. Иногда твоя проницательность, Кудо, слишком не к месту.
- Неправда… – эхом отзываюсь я, и тут до меня начинает доходить все то, что между нами происходит. Я начинаю догадываться о том, что по-настоящему чувствует ко мне Фудзимия. И что я чувствую к нему. Особенно, с учетом последних событий. Сначала Шульдих целует меня в губы, а потом я говорю, что мне всего лишь нравится спать с Айей. Не слишком ли много для одного дня?
- Так ты пойдешь за ним или так и будешь тут стоять? – ухмыляется Кудо. У меня, наверное, на лице все написано, потому что Едзи бросает на меня такой многозначительный и всепонимающий взгляд, что мне становится страшно от того, что он сейчас понял. И что понял я… Замечательно, Хидака. Теперь Айя тебе ни за что не поверит, даже если бы ты был ангелом божьим… Твою мать! Ну, и кто из нас настолько все это запутал?
Я поднимаюсь наверх в комнату Айи и уже по привычке толкаю дверь, не стучась, но она заперта.
- Айя, открой, - сердито говорю я. Только его истерики сейчас не хватало, а она точно будет. - Айя!
Несколько мгновений за дверью стоит звенящая тишина, а потом она с грохотом распахивается.
- Чего тебе надо? – шипит Фудзимия. В таком состоянии мы способны много чего друг другу наговорить, поэтому я толкаю его в комнату и захожу сам. А потом произношу до ужаса банальную фразу:
- Айя, ты неправильно все понял, - но он даже не слушает, уходя к окну и поворачиваясь ко мне спиной. Он напряженно молчит, ожидая, что я буду оправдываться. Но я не буду этого делать, я просто хочу ему объяснить, как все есть на самом деле.
- Айя… – вздыхаю я, и подхожу к нему поближе, а потом собираюсь с силами и начинаю говорить. – Меня действительно раздражала и раздражает твоя забота обо мне. Я ведь не ребенок… И мне действительно нравится спать с тобой… Но…
Я замолкаю. Как-то сложно облечь все это в слова…
- Все? – безразличным голосом спрашивает он. – Если да, то убирайся отсюда. Да, и скажи спасибо, что я не сказал никому о том, что ты работаешь на Шварц. Кстати, сколько тебе платят? Или немец с тобой телом рассчитывается?
Так-с… Теперь мне понятно, что Шульдих подразумевал под «благодарностью». Айя ревнует? Да не может этого быть! Хотя, если правда то, что говорил Едзи…. Черт! И я опять срываюсь. Я хватаю его за плечи и разворачиваю к себе лицом. Он вырывается, но я держу крепко.
- Я. Не. Работаю. На Шварц! - почти кричу я. – И я. НЕ. Сплю. С Шульдихом!!
- Тогда, какого черта?! – взрывается и он.
- Да, я просто случайно на них наткнулся! А их противники решили, что я со Шварц и напали на меня! Фудзимия, мне надо было ждать пока меня убьют? – зло спрашиваю я, надеясь, что он не заподозрит подвоха. В конце концов, все ведь было почти так, тогда какого? И ведь Айе нечего на это возразить. Он молчит, да и мне нечего больше добавить. Я медленно отпускаю его плечи и перестаю дышать, когда он смотрит мне в глаза. Но я уверен в себе и не отвожу взгляд, а потом в упор спрашиваю:
- Айя, ты веришь?
- Как я могу тебе верить?! – продолжает бушевать он. – Ты с ним целовался!
А меня пробивает на смех. Фудзимия все-таки признал свою ревность. И я не сдерживаю открытой улыбки, когда он бросает на меня еще один злой взгляд.
- Айя… Ну, что ты, немца не знаешь что ли? – усмехаюсь я и притягиваю его к себе, обнимая. – Он сделал это специально, чтобы позлить тебя…
Я запускаю руку в его волосы, он вздрагивает и пытается оттолкнуть меня, но я еще не закончил…
- Ты ведь знаешь, что мне нужен только ты…
Я выдыхаю ему в губы, а потом накрываю его рот своим. Я ведь уже сам в это поверил, так что к черту все сомнения. Айя, теперь я действительно понял, что мне нужно. Мне нужен ты. С твоей одержимостью и заботой, с твоей отчужденностью и теплотой, с которой ты смотришь на меня. С твоей любовью… Я понимаю твои чувства и безумно хочу ответить на них. Я хочу, чтобы мы были счастливы. В конце концов, нужно же когда-то начинать… "Я люблю тебя..."

@темы: Weiss Kreuz, Мои фики

---

"Козел отпущения"

Фэндом: Weiss Kreuz
Название: Козел отпущения
Автор: Yuzik88
Персонажи: почти все, основной: Кен
Рейтинг: R
Размер: мини
Жанр: драма, детектив
Предупреждение: смерть персонажа
Статус: закончен
Описание: размышления Кен-Кена о своей нелегкой жизни в команде

"I'm hiding from the things they say
Doing time, then lead astray
Thinking back to times of yesterday
I could fly…

...I'm trying to find a better way
But I'm trapped, can't get away
All I think is about yesterday
I could fly…"
KoЯn

Я смотрю в окно. На старых улицах темнеет, и зажигаются фонари. Я закрываю глаза, под тонкими, нежными веками плавают цветные бабочки. В комнате темно - я не стал включать свет, боясь разрушить тонкое спокойствие приближающейся ночи внутри меня. Я не стал зажигать свет, потому что не для кого. Я один, а так – для меня даже удобнее. Я безумно устал, поэтому стараюсь ничем не побеспокоить это свое призрачное спокойствие. В кои-то веки я, наконец, смог остаться один и отдохнуть. Поэтому я даже стараюсь ни о чем не думать. Я сижу в кресле напротив окна и смотрю за стекло. Меня ничего за ним не привлекает, но это позволяет мне отвлечься от раздумий и погрузиться в ночь, не засыпая, но обретая покой. Я растворяюсь взглядом в блекло-разноцветном свете уличных огней и плыву над темными магистралями. Потоки машин в этом городе не стихают даже ночью. Город преображается каждый день и меняется каждую ночь. Мы с ним похожи. Днем на моем лице привычная добродушная маска. Ночью маска сменяется на усталость и обреченность. И только внутри себя я остаюсь таким же, как и был все время со дня моего рождения. Кстати, о дне рождения. Скоро наступит зима, а потом будет Рождество. Именно так. Мой день рождения выпадает из календаря, как обычно. Я просто выдерну из этой паршивой книжицы тонкий листок и все, как всегда, забудут о нем. Как и я сам. Для меня этот день такой же, как и сотни других. Хотя Оми все равно ноет каждый раз, что дни рождения – это важно. Но с таким же упорством он каждый раз о нем забывает. Я не сержусь, я ведь уже говорил, что мне – безразлично. Мы свои дни рождения никогда не празднуем вместе. Зачем? Наши отношения вполне позволяют, но только существует и ряд причин, по которым мы просто не делаем этого. Оми, например, вообще не помнит свою настоящую дату. Та, что записана в личном деле и паспорте ничего для него не значит. Это лишь цифры на бумажке, которые каждый год меняют его возраст. Айя тоже никогда не отмечает свой день рождения. К нему с подобным просто не сунуться. Он не оценит заботы. Просто наткнешься на один его ледяной взгляд и не захочешь к нему даже приближаться. То, что под праздником дня рождения понимает Едзи, всегда касается только его самого. Он напивается в каком-нибудь баре до зеленых чертей, спуская при этом чертову кучу денег, и проводит ночь с какой-нибудь элитной шлюхой. Раз в год он может позволить себе эту роскошь, все остальное время тратя на дешевое пойло и случайный перепихон. Про мой день рождения все благополучно забывают. Я просто выпиваю бокал красного вина за ужином и иду прогуляться перед сном – это тоже ритуал, который я повторяю из года в год. Или, вот как сейчас, предаваясь спокойному созерцанию ночного пейзажа за окном, сижу в темной комнате и ни о чем не думаю. Тоже роскошь, которую я редко могу себе позволить. Просто дел много и работы перед праздниками невпроворот. Но когда свободная минута все-таки выдается, я просто запираюсь в своей комнате, сажусь у окна и смотрю на ночные огни. Это позволяет мне окончательно расслабиться. После этого я смогу спокойно уснуть, а на следующий день все будет так же, как обычно.

...– Ну, и что же ты сейчас хочешь от меня услышать?...
Разговор шел по десятому кругу, и я действительно не понимал, что он хочет от меня услышать, в чем я должен признаться, если не совершал этого. Оми. Наш глупый, но такой обаятельно-наивный малыш... Правда, его рвения доискаться до истины больше никто не разделял. Айя вот, например, просто испепеляет меня взглядом, надеясь, если не убить презрением, так хоть наделать пару дырок в моем теле своим холодным, отрешенным взором. И даже Едзи не удержался от своих обычных насмешек. Он презрительно вздыхал, изредка бросая какую-нибудь колкость, так или иначе, вторя выпадам Бомбейца. Вот только я не собирался оправдываться... Даже если бы я был в чем-то виновен, это просто не в моем характере. Нет, это не гордость. Просто я не вижу смысла. Они не захотели разобраться и понять ситуацию там, на месте, значит, не захотят и сейчас, поэтому я лишь продолжаю изображать из себя дурачка и задаю глупые вопросы. Они прекрасно знают, каков я есть на самом деле, когда убиваю, почему же сейчас ведутся на эту дурацкую маску? Но если бы я сейчас снял ее, это бы нисколько не помогло, только бы ухудшило положение и заставило бы нас наговорить друг другу много нелицеприятных вещей, а этого я не могу допустить. Я не хочу с ними ссориться, поэтому пусть лучше они считают меня дурачком, наглухо завалившим миссию. Я не буду оправдываться! Сейчас я просто стараюсь сосредоточиться, вспоминаю свою темную комнату и тихие вечера, которые проводил в ней. Это успокаивает мои мысли и чувства, пока одна фраза Едзи не рушит все мои старания.
...- Кен, а ты, случаем, не переметнулся к Шварц?
Все, это конец. Если это и была шутка, то уж слишком жестокая. Я просто не выдержал. Внутри меня как будто что-то треснуло и с грохотом посыпалось. Оми ошарашено хлопал глазами от такого предположения. Айя, не отрываясь, смотрел на меня все тем же внимательным взглядом. А я просто медленно поднялся со стула, на котором сидел, и вышел из кухни, тихо притворив за собой дверь. Ноги сами несли меня наверх, в свою комнату, а я не чувствовал пола под собой. Только когда дверь за мной закрылась, и я окунулся в благоговейную темноту еще не окончившейся ночи, я смог выдохнуть и дать волю своим чувствам. Я стоял у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и тихо плакал. Горечь обиды и боль, наконец, переполнили меня, и все напряжение последних месяцев прорвалось из меня горьким сухим плачем. Этого я больше не мог вынести. Нет, я не часто плачу. Сейчас я даже не смог бы вспомнить, когда последний раз таким образом выражал свои чувства. Но теперь это пока единственное, что может спасти меня от окончательного срыва. Все обернулось именно так, а не иначе, и хуже всего то, что я позволил этому случиться, хотя подозревал подвох с начала и до конца. В конце концов, все произошло так, как захотел Кроуфорд. Я глупо подставился под это его желание завести Вайс в засаду и заставить их подозревать меня в сговоре со Шварц. Что ж, у него получилось все так, как он и рассчитывал. В общем, это дело спустили на тормозах, Шварц «отвоевали» клиента, а меня Персия чуть не уволил без выходного пособия. Вот такие пироги с котятами... Ну, вот, я уже начал иронизировать. Значит, приступ слез прошел, и теперь я могу спокойно лечь на кровать и немного подумать обо всем этом, пока мозг не потребует сна. Это спасет меня на несколько часов от упреков Оми, насмешек Едзи и холодного презрения Фудзимии. Впрочем, завтра мы работаем как обычно, так что мне остается только продумать свое поведение перед ними, а потом... Будь что будет.

Вечером я привычно смотрю футбол в сумраке гостиной. На автомате замечаю дырки в обороне нашей сборной и ожесточенно матерюсь вполголоса на каждый неудачный пас. Все как обычно, но меня это отнюдь не угнетает, в отличие от остальных. Весь день со мной старались разговаривать только по необходимости, но я верю, что совсем скоро все вернется на свои места. Так уже происходило не раз, и этот случай – не исключение. Они просто пару дней будут убивать меня своим преувеличенным презрением, а Оми еще с дотошностью будет указывать мне на все мои ошибки в работе. А потом все станет, как прежде. Они просто привыкли к этому и смирились с тем, что я каждый раз вляпываюсь в неприятности. Кажется, Шульдих как-то обмолвился: «В семье не без урода...», - и это с легкостью дало определение моему существованию в Вайс. Только я не думаю, что это правда. Я не считаю, что это на самом деле так. Зато остальные в какой-то степени так и думают, поэтому так легко и смиряются со всеми моими «оплошностями», и как маленькому, неумелому ребенку указывают на все мои ошибки. Стараются, тянут до своего уровня и искренне не верят в то, что это так и есть. А меня просто бесит эта их жалость и снисходительность. Я такой же, как вы! Я ничуть не хуже! Какого черта вы взваливаете на меня то, в чем виноваты сами?!... Вот оно. Я, наконец, подобрался к самому главному, но даже этого мой разум не хочет осознавать. Я не хочу вас в чем-либо обвинять. Никогда. Просто так получается, и я, в конечном счете, как обычно, оказываюсь крайним. Этакий «Кен-недотепа», который даже цветы полить нормально не может, не устроив при этом библейский потоп на полках с горшками. Забавно, но разве это я обычно поливаю их так, что они засыхают на следующий день? Смешно? Вот и я о том же. Разве это я собрал все поддоны со всех горшков, чтобы их помыть, но, по забывчивости, так и оставил их плесневеть под раковиной? Я?? Я просто «не замечаю», что этих чертовых поддонов нет, стараясь кое-кому указать на его опрометчивость в своих поступках. А в итоге что? «Кен!! Ты опять залил все цветы?!?!» Но я ведь никогда не оправдываюсь, я уже говорил? Вот и делайте выводы... В итоге, где-нибудь через неделю Оми, наконец, заметит, что поддонов нет, и будет долго сокрушаться над тем, какого черта они до сих пор не вымыты и кто должен был это сделать тучу времени назад. А потом отправляется сам поливать все эти фикусы и герани, так и не вспомнив, как отчитывал меня за «потоп» по всем очевидным причинам. Но я, ко всему прочему, еще и не злопамятный, так что я не собираюсь стоять у Оми над ухом и ныть что-то вроде: «Ну, вот, а вы меня чуть самого не утопили...» Только я и не смиряюсь, как можно было бы подумать. Я молча борюсь с этим, стараясь как можно незаметнее указать им на их ошибки. Странная добродетель? Нежелание обидеть? Самомученник? Все это слишком громко сказано для меня. Я о подобном даже не задумываюсь и не страдаю комплексом «бедной овечки». Да и они не такие эгоистичные, какими хотят казаться. Разве что только Едзи. Но и это тоже только в редких случаях. Вот как вчера. Все мои предупреждения по поводу засады канули в Лету, а сейчас он не хочет признавать, что был просто невнимателен. Так как пострадает его репутация и самомнение. Пусть и чуть-чуть, но даже этого он не допустит. Инстинкт. Почти на бессознательном уровне. Безусловный рефлекс, ничем и никогда не вытравливаемый. Единственное, что меня волнует – это Айя. Если он и не записывает все мои промахи, так точно тщательно их запоминает. Но даже он не может сложить два и два и не видит связей очевидного. Не может или не хочет? Ему тоже удобнее видеть во мне «растяпу», чтобы таким образом спускать все неудачи на меня? Не знаю. По крайней мере, наш командир точно не страдает подобным мазохизмом, и еще ни разу не подводил команду, когда планировал операции. В конце концов, когда я вот так загнан в угол, меня посещают эгоистичные мысли о том, что было бы... Нет, не то, чтобы «меня не было», а просто чтобы я ненадолго выбыл из команды. Например, устроил бы себе «несчастный случай на производстве» и загремел бы в больницу недельки на две. Что было бы тогда? Они блаженствовали бы все это время в тишине и покое? Никто не доставал бы их своими вечными «неожиданностями» и они смогли бы пожить умиротворенно хоть какое-то время... Ненадолго эти мысли полностью захватывают меня, но я решаю пока с этим повременить. Не сейчас. Сейчас это лишь подольет масла в огонь, и я буду выглядеть в их глазах еще глупее, чем сам им позволяю. Потом. Когда у меня совсем не останется сил бороться, и мне нужен будет продолжительный отдых, как ото всего, в общем, так и от них в частности. А в остальном все остается, как и прежде.

Через пару дней увядает пара дорогущих кустов каких-то непонятных растений в больших горшках. И Айя вперяет в меня свой фирменно-ледяной взгляд, когда я сокрушаюсь над желтыми засохшими листьями. Ну, я же говорил – все как прежде!
- Я не виноват! Айя, не смотри так на меня! – столь очевидную промашку я не собираюсь брать на себя! – Кто божился, что подкормит этих зелененьких, только бы уйти пораньше на свидание?
Взгляд Айи медленно перетекает на приоткрытую дверь подсобки, из-за которой доносится шебуршание и пыхтение Едзи, передвигающего коробки. Что ж, моя маленькая «мстя» свершилась. Но ты прости меня, Едзи. У меня нет ни «стадного инстинкта», ни «коллективного чутья». Я не могу прикрывать тебя вечно. А он преувеличенно громко вздыхает и пускается в извинения. Но на Айю это не действует никоим образом. Стоимость растений будут вычтена из зарплаты Кудо, и никто не упрекнет Айю в излишней жестокости. В этом отношении я, наверно, задолжал ему уже за год вперед. Но я согласен работать бесплатно в этом магазине. В конце концов, оплаты за «другую» работу вполне хватает на мое скромное существование и позволяет мне тратить деньги так, как я хочу. Как, в принципе, и Едзи. Правда к деньгам он относится намного «щепетильнее», чем я. Ну, что ж, каждому свое.


...А иногда мне кажется, что моя жизнь похожа на один нескончаемый «День Сурка». Каждый день происходит одно и тоже, и я не в силах что-либо изменить. Правда, как оказывается, так считаю только я, потому что следующей же ночью на миссии меня подкарауливает немец и устраивает мне довольно «приватную» беседу. Он меня так уделывает, что мысли о моем «отдыхе» в больнице кажутся мне просто несбыточными мечтами. А немец только злорадно усмехается мне в лицо. Он, конечно же, «в курсе» всех этих моих «загонов», и радостно сообщает мне, что Фарфарелло будет моим лучшим другом, когда узнает, чем я занимаюсь. После этого я оказываюсь все-таки в больнице с всерьез поломанными ребрами и сочувствующими мордашками Вайс над моей кроватью. Но вопреки всему этому я отказываюсь от своего «первоначального плана». Особенно, когда ночью обнаруживаю на больничной тумбочке рядом с кроватью букет японских роз. «Изысканная смерть» говоришь, немец, фиг тебе, а не смерть. Я никогда еще так просто не сдавался. Хотя, может, и было такое, да ты не знаешь, а мне по этому поводу до сих пор легко дышится. Вечером я оказываюсь у магазина. Неприятный привкус крови на губах вызывает тошноту, но я только слабо улыбаюсь ошарашенному Оми и медленно ползу в свою комнату, а тот мчится за обезболивающим. Чуть позже я встречаю осуждающий взгляд Едзи, стоящего в дверях моей комнаты.
- Ненавижу больницы...
- Давно ли ты стал их так не любить?
Он издевается, но скорее по привычке, нежели по правде опасаясь за мое состояние.
- Да, с тех самых... К тому же, не оказалось ни одной симпатичной медсестры, чтобы скрасить мое одиночество...
Я подражаю ему, и он оценивает шутку, присаживается на край кровати и со вздохом говорит:
- Ну, тогда просто выздоравливай скорее, чтобы скрашивать одиночество покупательниц. Они нам сегодня все уши прожужжали из-за твоего отсутствия.
Его сочувствие немного неловко выглядит, но он делает вид, что не замечает этого и уходит. А я проваливаюсь в блаженную тьму наркотического сна. Боли почти нет, и меня это радует, а лекарства помогут спокойно и, главное, беспробудно поспать пару часов.
Следующие несколько дней наполнены благословенной тишиной. Я просыпаюсь и засыпаю вновь, ни на что не реагируя. Боль в груди становится меньше, или может это я к ней привык, не знаю. Я очень хорошо переношу боль, но это не всегда играет мне на руку. Можно заработать осложнения, если неправильно оценивать свои силы, поэтому я стараюсь особо не напрягаться, полностью отдавшись в умелые руки Оми. Он, конечно, не врач, но справляется с обязанностями медсестры получше любой другой. Из него вышел бы толк, поступи он на медицинский, но он совершенно не думает о своем будущем. Хотя, куда уж нам с нашей работой. Оми живет сегодняшним днем, и это мне в нем нравится. Эта его стойкость к реальному миру и его проблемам. Но в тоже время я вижу, как он загоняется на этом. Он хочет чего-то большего. Не простой обывательской жизни, а чего-то другого. Он – профессиональный убийца, но это не та профессия, которую он выбрал бы сам. С другой стороны его непоколебимое чувство справедливости не даст ему сойти с этого пути. Похоже, он так и останется этим убийцей, возмужав, повзрослев и набравшись опыта. Среди нас четверых ему проще всего свыкнуться с этим положением. У него не было прошлого. То, что он помнит, не хватит для заполнения пустоты в его сердце, поэтому он упорно будет идти вперед, сделав нынешнее существование единственно возможным. В отличие от нас, конечно. У нас была целая жизнь до Вайс. И нам пришлось ее оставить, чтобы стать тем, что мы есть сейчас. Если мы захотим, мы сможем сделать свою жизнь другой, свернуть с этого пути, и вернуться к тому, что у нас было. Только вот сдается мне, что никому из нас не захочется. А вот Оми, наверное, хотел бы. Очень. Стать кем-нибудь, чем-нибудь заниматься, завести семью, чтобы потом какой-нибудь «гений» убил бы его за причастность к совершенным когда-то преступлениям. Ничто не вечно под Луной, как говорится, вот и мы когда-нибудь сменим руководство, которое может и не быть настроено так радикально, как Персия. И тут нам придет конец. Но я не хочу думать о будущем, я тоже стараюсь жить сегодняшним днем. Когда-то один не самый приятный случай напрочь отбил у меня эту дурацкую привычку – надеяться на будущее, чем очень помог в последующем. Теперь мне стало гораздо легче жить. У меня нет этой неопределенности. В какой-то степени, мы даже счастливы подобному положению вещей. Мы – все, что у нас есть. Мы, в каком-то роде, даже похожи на семью. Четыре брата, и их семейный бизнес по продаже цветов. И никто слова против не скажет. Потому что никто и не знает, чем на самом деле мы занимаемся. А у Шварц жизнь еще проще – они не семья, у них нет этого «семейного бизнеса» - он им просто не нужен, они просто так же работают, как и мы, и также ни на что не надеются. У них даже таких отношений, как у нас, нет, и этим все сказано. Того же Шульдиха, к примеру, не заботит то, что подумает о нем Наоэ или Кроуфорд, им просто нет никакого дела друг до друга. Они вместе по одной простой причине – работа. И когда Едзи спросил, не переметнулся ли я к Шварц, меня это глубоко задело. Я не хочу, чтобы мы стали такими же, как они, поэтому и стараюсь сохранить эти наши отношения «семьи». Пусть даже это и делает нас более уязвимыми, более близкими друг к другу, более «человечными» что ли. Я никогда не смог бы стать одним из Шварц, просто потому, что мне не плевать на своих товарищей, просто потому, что я готов отдать жизнь за любого из них, потому что я не хочу, чтобы они когда-нибудь испытали то же, что и я... Мы слишком хорошо друг друга понимаем, и в то же время стараемся ни о чем не догадываться. Зачем? Мы и так вместе.

Ну, вот. Сегодня последняя ночь моей «болезни». Я чувствую себя уже настолько хорошо, что завтра смогу выйти на работу в магазин. Но меня не радует это и не огорчает. Сегодня я просто постараюсь получше отдохнуть, чтобы завтра быть полным сил. Чтобы снова выходить на нашу «другую» работу, и чтобы все вновь вернулось на свои места. Уже полночь, но я еще не заснул. Я лежу на кровати, медленно погружаясь в теплую дрему одеяла. Я слушаю дождь за окном. Капли стучат по карнизу, и я слышу, как они, разбиваясь на сотни осколков, медленно стекают по железу и срываются вниз на землю. За окном – непроглядная темнота. Тяжелые дождевые тучи завесили небо и льют дождь. На стекле – разноцветная мозаика. Огни витрин отражаются цветными восьмигранниками в каплях и медленно тают, стекая вместе с ними по стеклу. Разноцветный дождь. Так красиво... Я люблю, когда дождь идет ночью. Нет такой серой скуки, как днем. Дождь заставляет ночь выдыхать влажной прохладой прямо в лицо. Мокрый асфальт блестит в ярком свете фонарей так сильно, что режет глаза. Так прохладно, что даже спать не хочется, как холодный душ, и сознание ясное. Это особенно помогает на ночных миссиях – ошибиться сложно. Завтра с утра тоже, наверное, будет идти дождь. Наступает осень, и я не удивлюсь, если и к полудню не распогодится. Хотя даже в этом есть своя романтика, на мой вкус.
Вот и все. Жизнь опять начинает входить в свое привычное русло. Скучно... Но, похоже, Критикер и Персия узнали о моих «страданиях» и решили меня «спасти» - выдали одиночное задание. И не кому-нибудь, а мне! Вот уж нонсенс. Мне, конечно, не привыкать, но сдается, что это сделано не из-за желания «мира во всем мире»... Впрочем, так и получилось, но об этом я узнал только через 4 дня, когда вернулся с Окинавы. Остальным Вайс дали другое задание, причем довольно сложное. А меня, по всей видимости, решили просто устранить ненадолго, чтобы я опять не сорвал операцию. Ублюдки! Кто же будет прикрывать их спины, если не всевидящий и всепонимающий Кен?! Кто?! Кто?! Я вас спрашиваю! Идиоты, честное слово... Ну, и вот. Вайс в ловушке, и мне придется один на один встречаться с этой четверкой Шварц. Ну, да, куда ж без них! Эти сволочи сыграли на живца - клиента и теперь таким образом решили полностью ликвидировать конкурирующую фирму. Осталось только меня дождаться... Угу, так я и поперся с отрядом полицейских выручать своих товарищей. Чтобы там все взорвали вместе с нами, а потом все это дело объявили как «тщательно спланированную операцию по поимке бандитской группировки, в результате которой все погибли». Нет уж! Поэтому я сразу поперся к Персии и с такой яростью отбивался от всучаемого мне отряда, что Перс даже задохнулся от подобной наглости. Он с минуту слушал мои холодные злые излияния по поводу идиотизма этого поступка, а потом предложил мне самому распутывать эту ситуацию. Ясное дело, он думал, что я провалюсь. Но пусть лучше погибнут 4 человека, чем 24, и это не всплывет в массы. Хотя, он, наверное, все-таки верил в меня, раз позволил самому все делать. Ведь, он не может так просто лишить себя такого ценного способа получения денег и таких «рабочих лошадок», которые ему эти самые деньги и приносят. А я и так понимал, что это – самоубийство. Но без них моя жизнь и так потеряет всякий смысл, да и Персии не заставить меня работать с другими его боевиками. И Вайс я спасу. Расшибусь в лепешку, но спасу. Даже если моя жизнь не достаточно дорога для того, чтобы пожертвовать ею ради них.

Я шагаю по мокрому асфальту почти в полной темноте. В подобном месте фонари хоть и роскошь, но они все-таки иногда появляются из-за очередного поворота. Я иду вслепую. Меня ведет чутье. И это не происки Шульдиха, как я сначала боялся. Рыжим здесь даже и не пахнет. Просто я чувствую, что на верном пути, и я не сойду с него. Хотя для «свидания» Шварц выбрали крайне архитипичное место. Заброшенная свалка. Впрочем, так оно обычно и бывает. Либо свалка, либо подвал. А мне пришлось тащиться через полгорода на этом «чутье», теряя драгоценное время. Кто знает, что эти психи уже успели с ними сделать. Больше всего жалко Оми. Он, хотя, и работает также, как и мы, но все еще остается самым младшим из нас, а значит более уязвимым. Не в количестве боевого опыта, - этого у него, если не больше, так уж точно наравне, просто его организм еще не привык переносить такие нагрузки. Именно в силу своего возраста, недосформированности, слабости. Хороший удар в челюсть – и Оми запросто может отрубиться, тогда как Едзи, например, будет демонстративно плеваться кровью в лицо противнику, а Айя вообще этот удар проигнорирует. Вот за кого точно можно не волноваться. В критических ситуация концентрация Айи доходит до таких пределов, что он может не чувствовать абсолютно ничего. Ирландец, по сравнению с ним – белый и пушистый новогодний кролик. Зато «отходняк» после подобного жестче всего именно у Айи. Его организм иногда просто не способен вынести таких нагрузок. К тому же, Айя не привык валяться в постели и терпеливо ждать выздоровления. Он встанет и будет работать, даже если все его раны откроются, и он потеряет сознание от потери крови. Поэтому, для меня сейчас важнее всего Оми. Его наверняка убьют первым, и именно поэтому я и иду на «автопилоте» своего чутья. Оно меня еще никогда не подводило, но и проявлялось крайне редко. Сейчас я ничему не позволю мне помешать.

Последний поворот. Тупик заброшенного ангара и тусклый свет бледной лампочки фонаря. Что ж, это более чем вежливое приглашение. Приглашение на смерть? Да, возможно. Потому что она, в отличие от моего чутья, посещает меня постоянно. Такая преданная спутница, что застрелиться хочется. Правда, сдается мне, что сегодня это мое желание не исполнится. Ведь, я хочу сделать это сам, на крайний случай. А не умирать от руки кого-нибудь из Шварц. Такая смерть недостойнее даже суицида. Я тебе достаточно польстил, Шульдих? Может, ты снизойдешь до просьбы простого смертного и отпустишь Вайс подобру-поздорову? Тихий смешок означает, что рыжий оценил шутку. Я внутри. И тихий отголосок подталкивает меня в нужном направлении. «Сюда», - говорит он, и я спокойно иду. Что ж, представление начинается.

Как я и подозревал, Оми досталось больше всех. Он даже не шевелится и не подает никаких признаков жизни, валяясь в углу. Едзи избит до полуживого состояния, но даже сейчас привязан к ржавым трубам у противоположной стены. Ты никогда не недооцениваешь противника, Шульдих, и это мне в тебе нравится. Иначе ты, как и мы, давно был бы мертв. Но мое самолюбие все-таки задевает то, что тебя оставили охранять Вайс одного. Думают, ты справишься? Я – не сомневаюсь, но, блин, спасибо за оказанную «честь». Да, и насчет Айи я тоже оказался прав. Он хоть и выглядит не лучше остальных, но все еще в сознании, поэтому обрадоваться своему скорому спасению может только он. А я чуть не расплылся в улыбке, видя его округляющиеся глаза, когда я так спокойно выходил к нему на свет, ничего не боясь. Нет, Айя, я уже давно ничего не боюсь. Да, и Шульдих не такой страшный, как может показаться на первый взгляд, хе-хе... Он просто притворяется. Так же как и я. Твои руки скованы над головой и привязаны к балке. Катана валяется в ногах, но ты не можешь ее достать, еле удерживая равновесие на цыпочках. Я вступаю в круг света, и тут же перед Айей появляется Шульдих. Он хитро улыбается, проводя рукой по его лицу, и ехидничает мне:
- Ну, что, хорошую я подобрал добычу? Самая симпатичная... – его пальцы скользят по щекам Айи, и тот дергается от отвращения. – Поборемся за главный приз?
Мне интересно, зачем он спрашивает это, если и так все понятно. Но я решаю поддержать его игру:
- Я предпочел бы малыша. Не в обиду сказано, Айя, - я еще раз сдерживаюсь от смеха, наблюдая за выражением лица Айи. Если того не убьют Шварц, то он сам умрет от подобного шока. Я улыбаюсь на одобряющий смешок Шульдиха и приглашаю его на поединок. Честно говоря, мне не очень нравится вся эта театральность происходящего, которую развел тут Шульдих, но это его декорации и я не вправе вмешиваться в спектакль пока не наступит время моего выхода. У нас с ним главные роли, и я не могу ударить в грязь лицом. Поэтому я еще больше расслабляюсь после первого его выхода с молниеносным ударом в челюсть. Промазал. У меня чутье. У меня хорошая реакция. Реакция вратаря, но не думаю, что Вайс подошли бы на роль рьяных фанатов нашей сборной. Начинается бой и это как танец. Скорость Шульдиха, как всегда в первый момент, ошеломляет и чуть сбивает с толку, но я быстро привыкаю, чтобы не попадаться в захват. Мои движения плавны и чисты, и хоть скорость не такая, как у немца, но мне хватает, чтобы уворачиваться и самому изредка наносить точные удары. Чем я и заслуживаю еще одно одобряющее хмыканье Шульдиха. Айя в полной прострации. Как будто забыл, что я из себя представляю на миссиях. Просто я никогда не показывал вам ничего подобного – мне хватало того уровня, что я мог себе позволить. Поэтому, хорошо, что в сознании только Айя. Он у нас не болтливый парень, так что не думаю, что он будет рассказывать остальным байки про «супер-футболиста». А вот Шульдих наоборот – обязательно доложит обо всем Кроуфорду. Это его обязанность, но сдается мне, что и он приукрасит события. Эх, Шульдих, неужели ты еще не понял, что я не умру, пока не освобожу Вайс. Я не фанатик, просто они для меня – все. Я думал, ты знал это. Так что будет тебе урок на будущее. Я сознательно пропускаю сильнейший удар поддых. За секунды полета к стене слышу взволнованный выдох Айи: «Кен...» и хруст ломаемых ребер. Потом следует удар спиной о стену, когда сломанные ребра выгибаются в обратную сторону, а у меня на мгновение темнеет в глазах. Я сползаю по стене, а Шульдих опять неторопливо прогуливается вокруг Айи, давая мне возможность очухаться. Как я и предполагал меня отшвыривает рядом с Едзи. Тот устало поднимает разбитую голову и непонимающе смотрит на меня, очнувшись. А я успеваю сделать все, что мне так было нужно – рассекаю багнаком путы за спиной Едзи и неторопливо встаю. Все, теперь, действительно, можно себя не сдерживать. И я бросаюсь на Шульдиха, как дикий и невероятно опасный зверь. В результате чего рыжему тоже приходится сосредотачиваться, чтобы не получить смертельную рваную рану. А так, я хоть костюмчик ему помну, чтобы было, что вспомнить после смерти, если мне это, конечно, будет позволено. Вот только, что же этот олух Едзи не поднимается и не идет мне помогать освобождать остальных? Тоже застыл в ступоре, как Айя, и не может оторвать от меня свой изумленный взгляд? Ох, не время сейчас, не время, потому что пара глубоких порезов на плечах и щеке Шульдиха явно того не впечатлила, и он в ответ так залепляет мне по сломанным ребрам, что я давлюсь собственной кровью. Хорошо хоть рыжий пистолет свой не достает, а то я бы совсем недолго рыпался. Но Шульдиху нравится эта пьеса. Он сам ее поставил и сам придумал правила, мне остается только надеяться на «хеппи-энд». Которого, по всей видимости, все-таки не будет, потому что мне придется предпринять еще одну попытку «освобождения». Думаю, Айя уже достаточно пришел в себя, чтобы хоть чуть-чуть соображать. И у меня всего один шанс. Меня и так убьют, не хотелось, чтобы это было напрасно. Так что я постараюсь, а ты, Шульдих, не смотри на меня так. Нормальный человек со сломанными ребрами просто не может так прыгать, - а я ведь изощренный садомазохист, как ты любишь выражаться, поэтому терпи и не проливай так много крови. Рана на животе не настолько опасна, чтобы ты потерял контроль над ситуацией. Тебе стало по-настоящему интересно. Особенно, когда Айя упал на пол вместе с разорванными цепями. Ну, вот теперь, ты можешь меня убить. Я только еще совсем чуть-чуть посопротивляюсь, а то не может же это так быстро закончиться. Айя ведь еще не добрался до Едзи и они не унесли Оми на безопасное расстояние. Так что я еще немного поболтаю тут с тобой и разойдемся с миром. Теперь, когда нужно потянуть время, мои силы понемногу нарастают. Я долго готовился к этому. Всю дорогу, пока сюда шел. Поэтому, не думай, что все будет просто. Я спасу Вайс до конца и как полагается. Побереги силы. Кто сказал, что моя смерть дастся тебе легко? Ты наивный, как оказывается. Злобно усмехаешься на эту мою мысль и применяешь свой самый безотказный прием. Думаешь, я о нем не знаю? Я же сказал, что готовился к этому бою. Поэтому, меня могут недооценивать только мои товарищи и начальство. Будь честен со мной! Хотя бы ты... Ну, вот, наконец-то, Айя и Едзи добрались до нашего малыша. Теперь останется совсем немного выстоять и применить к рыжему контрмеры. Надеюсь, хоть это его впечатлит. Не впечатлило. Точнее, не успело впечатлить. Потому что откуда-то появился нарастающий вой полицейских сирен и гул множества машин, разбивший всю нашу идиллию постановки. Черт бы побрал Персию, я уже готов был расслабиться, но Шульдих, похоже, решил не останавливаться на первом акте и «опустил занавес» неизвестно откуда взявшимся автомобилем с Кроуфордом за рулем. Да, и со мной он решил не расставаться, закинув на заднее сидение машины и прижимая своим весом, чтобы не вырвался. Вот так мы эффектно «ушли на антракт», продолжая потасовку в тесном помещении и с единственным зрителем. Шульдих умудрился вырубить меня ударом в солнечное сплетение, и последним, что я помнил, это была мысль, что теперь с Вайс все в порядке. С Вайс все в порядке, и теперь мне абсолютно не о чем беспокоиться.

Когда я прихожу в себя, машина все еще едет. Судя по равномерному гулу мотора, мы успели оторваться от погони, и я провел не так уж много времени в отключке. Шульдих отобрал у меня багнак и беретту и связал руки за спиной. Зря он перестраховался - я в таком состоянии уже мало на что дельное способен. Просто сидеть не удобно, и я осторожно поворачиваюсь чуть в бок, стараясь не напрягать сломанные ребра. Кровь запеклась на губах, и боль постепенно стихает, но все еще ощутимо толкается где-то под сердцем. Я медленно поднимаю голову и открываю глаза. Шульдих сидит рядом. Его раны наскоро перебинтованы, но, похоже, кровь еще не скоро остановится. Он смотрит на меня, и я улыбаюсь:
- Что, похоже, придется отложить второй акт? – Шульдих недоуменно хлопает ресницами, а потом улыбается в ответ.
- Да, с этим придется повременить. Но не думаю, что ты сильно разочарован, - он ехидничает, а Кроуфорд поглядывает на нас с подозрением.
- Тогда, как я понимаю, меня забрали именно ради предстоящего действия? – не думаю, что мне оно понравится.
- Правильно понимаешь, но не только из-за него, - Шульдих окидывается на сидении, готовясь посвятить меня в их злодейские планы.
- Шульдих, - голос Кроуфорда звучит предупреждающе и Шульдих закрывает рот, ехидно улыбаясь в зеркало заднего вида.
- Извини, это чуть позже, - Шульдих опять наклоняется ко мне. – А пока позволь узнать, чем таким вас пичкает Перс, что вы деретесь, как бешеные обезьянки-террористы?
- Сам такой, - устало огрызаюсь я, но все-таки продолжаю со злобной усмешкой. – Ты же телепат, посмотри, если так интересно.
Взгляд Кроуфорда напрягается, но Шульдих тут же сосредотачивается на моем лице.
- Ничем он вас не пичкает. Ты... – он обрывает фразу и долго смотрит мне в глаза. Потом его усмешка становится странно-загадочной, и меня пробивает дрожь от возможности услышать продолжение. Что-то мне совсем не нравится этот его дружеский настрой в глазах. Они задумали что-то покруче банального убийства Вайс. Вот только что, мне предстоит выяснить – я не говорил, что очень любопытный?
Примерно через час мы прибываем в резиденцию Шварц. «Resident Evil», - мысленно усмехаюсь я, и тут же Шульдих одаривает меня своим коронным взглядом:
- Ну, это получше чем «Котенок в доме»!
- А ты точно в этом уверен? – я даю ему еще один повод для размышления. Немец не глуп, он копался в моей голове и сделал кое-какие выводы. Я лишь банально пытаюсь ввести его в заблуждение. Должен же быть и во мне какой-то элемент загадочности!
Кроуфорд помогает Шульдиху выйти из машины, а ко мне тут же подскакивает Фарфарелло.
- Поосторожнее, Фарф. Он пока еще должен жить, - говорит Шульдих, и Фарфарелло тут же с силой давит на мою грудь. Я с присвистом дышу сквозь стиснутые зубы и тихонько матерюсь. С какой стати Шульдих решил, что мы с этим психом в чем-то похожи? Не думаю, что я бы позволил себе так обращаться с тем, кто еще нужен Кроуфорду. К тому же, как тот умеет обращаться со всякими психами мне доподлинно известно. Шульдих как-то показал. Поэтому, я стараюсь вести себя потише и посмирней. Жить больше не хочется, но что-то упрямо подсказывает мне, что все еще не кончилось и кончаться не собирается.

В большой темной гостиной Шульдиха усаживают на диван, а меня Фарфарелло беспардонно роняет на пол. Кроуфорд приносит аптечку и начинает старательно обрабатывать раны рыжего. Меня ведет от созерцания полуобнаженного торса немца и я ухмыляюсь:
- Может и о моих ранах кто-нибудь позаботится?..
Кроуфорд оборачивается и долго смотрит на меня:
- Может, ты это отработаешь? – говорит он.
Так вот в чем дело! Они все-таки хотят предложить мне работу. Черт, я когда-нибудь убью Кудо за его длинный язык. Тоже мне, нашелся, предсказатель хренов!
- Работать на Шварц? Ты так шутишь, Кроуфорд? Хочешь, чтоб меня свои же убили? Тогда к чему устраивался этот балаган с похищением?
- О, Кроуфорд, я же говорил, что Хидака не дурак. Он тебя раскусил! – Шульдих приоткрывает глаза, борясь со сном от обезболивающего. Но, сдается мне, что все это – очередная фантасмагория. Не думаю, что Кроуфорд решил обставить все настолько просто. Он игрок. И в отношении Вайс – это очень хорошая партия в шахматы. Где Шварц – гениальный мастер против нас – неумелых новичков. И все удовольствие от игры – победить новичка самым изощренным методом. Поэтому, я не люблю шахматы и прочие интеллектуальные игры. Хотя, и футбол подвержен стратегии, но все же не настолько зациклен на ней как любая другая «Монополия». Что ж, если Кроуфорд хочет играть, я научу его футболу.
- А может, было бы проще прислать пригласительную открытку и не городить огород похищениями и раненными немцами? – понесло меня, но не думаю, что Шульдих сейчас копается в моей голове, чтобы определить вру я или нет. К тому же, это почти правда. И я только сейчас осознаю, что при такой работе, жизни и отношениях с коллегами, рано или поздно сам бы пришел к Шварц. Если бы не застрелился раньше – что произошло бы с вероятностью 99,9%. Мою лояльность все еще можно не ставить под сомнение. Браво, Хидака. Перс тебе должен по гроб жизни.
- Потому что, может быть, ты и согласился бы? – Кроуфорд все еще прожигает меня взглядом.
Я не успеваю ответить – Шульдих перебивает меня громким зевком:
- Хватит словесных баталий, Кроуфорд. Это ведь может подождать до утра, - он медленно поднимается и уходит наверх. А я дарю Кроуфорду многообещающий взгляд, мол: «Все может быть, все может быть...», хаотично размышляя над тем, равноценно ли подобное предательство моей жизни. Не самый сложный вопрос, но именно сейчас я не хочу искать на него ответ.

Фарфарелло запирает меня в подвале, оставляя наедине с несвежими, но чистыми, тряпками и тазиком с водой. Что ж, спасибо и на этом. Это означает, что мне дали время подумать над предложением, и от моего выбора будет зависеть, окажется ли в следующий раз эта вода серной кислотой или нет. Правда, еще я думаю, Кроуфорд знает заранее мой ответ. Иначе он не стал бы и заморачиваться над этим. Он прекрасно знает, что я ни на что не соглашусь. Но больше всего меня бесит то, что я чувствую себя, как женщина, которая говорит: «Нет», хотя на самом деле это – «Да, но позже». И, похоже, что все именно так и будет. Что-то я, в последнее время, перестал доверять правильности своих решений.
Утро не приносит ничего хорошего. Тусклый свет из окошка под потолком противно режет глаза, а я оглядываю шикарный кровоподтек поперек груди. Не думаю, что я что-то решил, но что-то в голове определенно начало проклевываться именно к утру. Когда я окончательно замерз. Но что для нас, бравых Белых Охотников холодная бессонная ночь? Правильно, ничто, кто бы спорил. Только может уже и не белых совсем, а Черных? Или Серых? Или в полосочку, как зебра? Ох, не доведет меня до добра этот мой юмор... В подтверждение моих слов в подвал спускается Фарфарелло и выводит меня на свет Божий. То есть к Кроуфорду. Кроуфорд восседает в своем кабинете, до тошноты правильном и чистом. Да, Айя бы обзавидовался подобной педантичности, но только не в его правилах завидовать врагу, лучше – убивать. А Кроуфорд, на мое удивление, бодр и свеж, - вот кто «ранняя птаха». Мне даже показалось, что он в хорошем расположении духа, правда, как выяснилось, ко мне это не имело никакого отношения, потому что он первым делом спросил, что я надумал по поводу предложения.
- Как я полагаю, вариантов ответа у меня не так много, - я все еще не до конца решил, что буду делать, но уже не сомневаюсь, что что-то буду точно.
- Правильно полагаешь, - Кроуфорд даже снисходит до легкой полуулыбки. Мне она напоминает чем-то попытки Айи продемонстрировать свои мимические способности. У Кроуфорда определенно фора! – И наиболее выгодным для тебя будет тот вариант, который устраивает нас.
- А ты уверен, что меня устраивает собственная смерть? Хотя, даже если и так, то мне больше подходит вариант смерти героем, чем смерти предателем.
- Боже, Хидака. Не надо думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле, - похоже, самолюбие Кроуфорда – это единственное место, куда можно попасть, как в цель. – Неужели, ты думаешь, что все будет настолько просто?
- Я – не Бог, я лишь один из его приспешников, - ухмыляюсь я. – И это точно будет не просто, я лишь опускаю подробности в виде моих тяжелых мучений (моральных и физических), гор трупов и прочей лабуды. Чего ты хочешь от меня на самом деле, Кроуфорд?
- Небольшое дельце. Так сказать, черновая работенка. Довольно простая и твоего уровня, в виду последних явлений, конечно. Выполняешь – можешь быть свободен, нет – я тебе ничего не обещал.
- Ага, может ты мне еще и заплатишь за нее? – какой-то странный у Кроуфорда способ договариваться с людьми.
- Нет, это уже отдельный тариф, – что-то меня очень настораживает в его словах про этот «тариф».
- Хорошо, считай, что ты меня заинтересовал. Что нужно делать?
- Ничего такого, чего бы ты еще не делал, - ухмыляется Кроуфорд и начинает перебирать какие-то документы на своем столе. – Ты должен похитить вот этого человека, - после чего он показывает мне фотографию.
- Кроуфорд, ты с ума сошел? На кой черт вам сдался этот салажонок? – на снимке – симпатичный паренек лет 15.
- Это не твоего ума дело, Хидака. Своими силами или при помощи Шульдиха, но ты сделаешь это, - взгляд Кроуфорда становится непроницаемым.
- Кто тут перемывает мне кости? – раздается от двери веселый голос Шульдиха.
- Никто, но думаю самое время продемонстрировать нашему «другу» твою силу в полном размере, - на лице Кроуфорда появляется злорадная усмешка.
- Ах, это... – Шульдих медленно подходит ко мне. «Хидака, сделай два шага вперед», - мысленно говорит он, и я чувствую, что больше не могу управлять своим телом. «Ну, же...», - и мои ноги сами по себе ровно движутся вперед. «Молодец, хороший мальчик... А теперь садись...», - я не могу себя контролировать и послушно усаживаюсь мимо стула на пол. А Шульдих нахально улыбается: «Ну, думаю, подобные недоработки тебе не помешают выполнить эту «миссию», ты же привык быть неуклюжим...» До чего же противный у него голос!
- Шульдих, аккуратнее, - приказывает Кроуфорд, и я невольно поднимаюсь с пола и сажусь в кресло. – Ну, что, Хидака, мы тебя достаточно убедили?
Я послушно киваю, а Кроуфорд выносит приговор:
- Никто и не говорил, что у тебя будет выбор...

Вечером меня выпускают на «дело». Не одного, конечно, вместе с Шульдихом. Мы едем на машине, и рыжий то и дело поглядывает на меня. Он ослабил контроль, но его можно было и вообще пока убрать, хотя он, наверное, боится, что я все-таки сбегу. Зря ты перестраховываешься, Шульдих, я сейчас не могу делать резких движений – сломанные ребра дают о себе знать острой болью в груди. От этого меня бьет мелкая дрожь, которую я никак не могу успокоить. Но немца это еще больше настораживает, и я удостаиваюсь еще одного презрительного взгляда. «Скажи, Шульдих, а зачем ты это делаешь?» - невольно рвется из меня мысленный вздох. «Ох, Хидака, вот только не надо давить на жалость! Я предвкушаю классную развлекуху, и твое нытье в нее никак не входит!»
Все происходит достаточно быстро. Парень не успел добежать даже до двери своей комнаты, когда я уже почти схватил его. Если бы из темноты коридора вдруг не раздался до боли знакомый голос:
- Кен?! Что ты тут делаешь? – я и парень замираем, а потом я вижу, как в тусклый свет из окна выскакивают Оми и Едзи.
- Какого черта, Хидака? – говорит Кудо, а я тем временем слышу предостерегающий вздох с другой стороны, совсем близко. Это Абиссинец. Мне это совсем не нравится, не нравится...
- Разве не понятно? – говорю я голосом Шульдиха, и дуло моей беретты упирается в затылок парня. «Чертов немец! Что ты собираешься делать?! Отпусти меня!» «Зачем? Веселье только начинается...»
- Опусти пистолет, Хидака, - Айя поднимает катану.
- Тебе придется убить меня, - говорит Шульдих, а я изо всех сил пытаюсь выбраться из-под его контроля. Абиссинец плавным движением перетекает в боевую стойку и наносит удар. Я уже вижу, что он направлен в руку – выбить пистолет, но в этот же момент Шульдих ослабевает свою хватку и мое тело пронзает судорога сведенных от напряжения мышц, и я грудью встречаю летящее на меня лезвие, успев выронить беретту. Чавкающий звук, и я устало думаю, что Айя, наверное, больше всех меня любит. Следующий момент я вижу словно в замедленной съемке, плавно опускаясь на пол. Оми и Едзи рванулись ко мне, а Фудзимия не может сделать и шага. Его ошарашенные фиолетовые глаза прожигают меня насквозь. «Какого черта, Шульдих?... Зачем ты?...», - тихо спрашиваю я, а в ответ слышу лишь его удовлетворенное хмыканье. «Это был подарок Кроуфорда на мой день рождения. Как тебе, Кен-Кен? По-моему, не дурно. А что тебе твои «котята» подарят? Наверное, цветочки. Правда в первый и последний раз...» «Первый и последний раз...», - эхом отдает у меня в мозгу, и я начинаю терять сознание. Похоже, ты прав, Шульдих. Хотя бы цветы, но мне подарят, потому что Айя не промахивается, и я уже чувствую, как жизнь начинает покидать мое тело. Оми пытается меня приподнять, истошно голося, чтобы я держался и не вздумал умирать, а Едзи вызывает «скорую», одновременно успокаивая перепуганного парня.
- Это Шульдих... Заставил... – еле шепчу я, - кровь заполняет рот и не дает дышать. Айя тут же кидается к окну, но рыжего уже и след простыл. Только его довольный смех еще звучит у меня в ушах. Айя наклоняется ко мне, в его глазах столько неподдельной боли, что мне даже становится чуть легче. Но я уже ничего не могу сделать... Лишь шепнуть на последнем вздохе:
- Прости...

@темы: Weiss Kreuz, Мои фики